– Он уехал без меня. – Она начала всхлипывать.
Джун крепче прижала ее к себе и стала покачивать.
Так они просидели вдвоем долго, пока плач Элис не утих и не перешел в икоту.
– Поехали домой. – Джун нежно стиснула руки Элис.
Элис кивнула.
Они помогли друг другу подняться на ноги, отряхнулись и пошли вокруг дома, каждая к своему грузовику. Элис медленно поехала обратно в Торнфилд. Джун ехала следом.
* * *
Когда они были дома, Элис сразу убежала наверх в свою комнату. Джун не стала ей мешать: девочка, должно быть, вымоталась. Джун отогнала от себя мысль о том, что Элис всю ночь прождала Огги. Что сделано, то сделано, зато теперь ее внучка в безопасности. Все к лучшему. Все к лучшему, – повторила она себе настойчивее. Она открыла входную дверь, не потрудившись притворить ее за собой. Элис здесь. Ей больно, но она достаточно молода, чтобы преодолеть такую боль. Она в безопасности. Она достаточно близко, чтобы Джун могла позаботиться о ее безопасности.
Джун подошла к холодильнику и налила себе стакан холодной содовой. Она достала лимон из морозилки, порезала его дольками и кинула две себе в стакан. Потом она быстро дошла до кабинета, достала виски, открутила крышечку и долила себе виски. Перемешав все пальцем, она подошла к раковине и выпила стакан залпом.
Скоро Торнфилд будет препоручен заботам Элис. Это будет следующий шаг. Девушка с разбитым сердцем так же уязвима, как деревянный дом без противопожарного расстояния в сезон лесных пожаров: любая искра может поглотить ее. Джун видела, как это произошло с другой сиротой – Агнес, поглощенной Клемом. Теперь здесь была Элис, в которой соединились они оба. Порой один взгляд на Элис, такой похожей на Клема, заставлял Джун прикладываться к фляжке еще до завтрака. А иногда ее нежная и прихотливая красота создавала иллюзию, что Агнес снова приехала в Торнфилд.
Джун не могла этого перенести. Она не повторит свою ошибку, не потеряет снова свою семью. Она сделала все необходимое, чтобы этого избежать. Что теперь было нужно Элис, так это отвлечься и почувствовать себя независимой. Нужно было ощущение самодостаточности, цель и свобода. Именно это Джун и собиралась ей предоставить.
Элис колола и скоблила ствол красного речного эвкалипта, пока от усилия не начало болеть запястье. Она возвращалась к реке каждую ночь целую неделю. Чем больше проходило дней, когда она не получала ответов и не видела Огги, который мог бы эти ответы ей дать, тем сильнее Элис ощущала, что фамильное проклятие реки, со всеми ее тайными историями, пало и на нее. Проклятие, начавшееся с первого имени в списке на стволе дерева – Рут Стоун.
За годы Элис едва ли узнала о Рут что-то, кроме того, что ей в девять лет рассказала Кэнди: Рут Стоун принесла в Торнфилд язык цветов и вырастила его на этой земле вместе с дикими цветами Австралии, семена которых ей дал ее злосчастный любовник. Сколько бы раз Элис ни просила Твиг и Кэнди рассказать о Рут, они говорили ей спросить об этом Джун, но, когда Элис обращалась к Джун, ее ответы всегда были туманными. Рут Стоун – та, благодаря кому Торнфилд выжил, – всегда отвечала она. Или говорила что-нибудь не менее загадочное: Благодаря Рут эта земля однажды перейдет к тебе. Элис всякий раз хотелось возразить, что вообще глупо думать, будто кто-то может владеть землей, или деревьями, или цветами, или рекой. И всякий раз ее отвлекал менее глобальный вопрос. А как же папа? – спросила она однажды Джун. – Разве не ему должен был достаться от тебя Торнфилд? Джун не ответила.
Хотя Джун и написала в письме к десятому дню рождения Элис, что, если Элис найдет свой голос, Джун найдет ответы, она ни разу не попыталась заговорить о Клеме. Или об Агнес. Или о том, как они сошлись и почему уехали. Всю информацию о родителях или о том, что произошло между ее отцом и Джун, Элис собирала из разрозненных кусочков полуправды. Она знала: история ее семьи похоронена в земле, в которой Джун выращивала цветы, способные выразить то, что слишком тяжело облечь в слова. Но она не знала, где копнуть. Только докучая без конца Цветам своими вопросами, Элис смогла сложить воедино одну простую правду: даже Джун не была защищена от судьбы и любви. Они разжевали по кусочкам всю ее жизнь, а из того, что выплюнули, слепили женщину, которой Джун была теперь. Ее отец умер, когда она была еще совсем юной, а любовник и сын покинули ее. Каждый раз, когда она проникалась любовью к мужчине, ее сердце разбивалось. Элис связывали с Джун кровь и горе, а теперь и общая доля: ждать выполнения обещания только для того, чтобы потом остаться брошенной и надломленной у реки.
Элис кромсала перочинным ножиком ствол дерева, чтобы соскрести имя Огги с коры. Она врезалась в буквы его имени, его улыбку, его доброе сердце и мягкий характер. Закончив это, она бросила нож в реку и туда же стала кидать камни, которые находила поблизости.
Она упала на землю и свернулась калачиком, всхлипывая. Она никогда больше не позволит любви одурачить себя.
* * *
Джун наблюдала в окно, как Элис возвращается с реки. Она ступала тяжело, неся груз своей печали, ее лицо было таким же измученным, как тогда, когда ей было девять и Джун только привезла ее домой из больницы. Но, по крайней мере, она была здесь. Джун не потеряла ее.
Элис вошла через заднюю дверь. Джун сделала вид, что заваривает чай.
– Джун, – начала Элис, но не закончила предложение.
Джун повернулась к ней. Раскрыла свои объятия. Элис некоторое время задумчиво смотрела на нее, словно мысленно взвешивала что-то, а потом шагнула в открытые ей руки.
Прижимая к себе внучку, Джун думала о своем любимом параграфе в Словаре Торнфилда – Пустынном горошке Стёрта и его значении. Имей мужество, не сдавайся, – записала Рут Стоун своим неровным почерком. Джун узнала все о пустынном горошке от своей матери и из книжек. О том, каким хрупким растением он был и как сложно оказалось разводить его в саду, в то время как в диких условиях он рос в самых суровых зонах Австралии. А также о том, что в правильно созданных условиях он неизменно распускался пышным цветом.
16
Горький дроковый горошек
Пейзаж – это судьба.
Элис Хоффман
Значение: Злосчастная красота
Daviesia ulicifolia / Все штаты
Колючий куст с обычными для горошка цветами ярко-желтого и красного цвета. Цветет летом. Легко вырастить из семян после скарификации. Семена сохраняют жизнеспособность многие годы. Из-за колючек садоводы его недолюбливают, зато мелким птицам он служит прекрасным убежищем от хищников.
Элис стояла на задней веранде и смотрела, как над цветочными полями темнеет полуденное небо. Она спрятала лицо в складки шарфа. Бури пугали ее в двадцать шесть лет точно так же, как в девять.
Февраль был сумасшедшим месяцем для всех в Торнфилде. Горячие летние ветряные бури приходили с северо-запада и несли с собой разрушение, грозя поднять на воздух поля и разметать парники и огород. Дни, которые приходили после сухой жары и бешеных ветров, были невыносимы: они вытряхивали наружу пыль и пепел давно забытого прошлого, бередили старые раны и тревожили нерассказанные истории, спавшие в забытых уголках, среди мечтаний и незаконченных книг. Душными ночами чаще снились кошмары. К середине февраля это не обошло стороной ни одну женщину в Торнфилде.
