В ночь, когда Элис исполнилось восемнадцать, после роскошного жаркого и испеченного Кэнди слоеного пирога с ванильными лилиями на десерт, все отправились спать, отяжелевшие от ящика шампанского «Моет», которое Джун специально заказала по этому случаю. Твиг сидела на веранде, сворачивая папиросу, наслаждаясь тишиной зимних звезд. Происходили какие-то перемены. Они ощущались в воздухе, как смена времен года. Элис была беспокойна. Так же, как и Твиг, из-за всей той лжи, которую ей приходилось озвучивать Элис, когда та спрашивала о своей семье. Хотя она и боролась с враньем Джун, она вместе с тем продолжала быть соучастником: она хранила секреты от Элис почти так же долго, как Джун.
Твиг заполнила форму и отправила ее обратно в государственный департамент по вопросам усыновления, но никаких последствий этот шаг не возымел, и тогда Твиг снова взялась за справочник и нашла другой номер телефона. Первому частному сыщику, ответившему на ее звонок, она дала имя женщины, которую Агнес упомянула в завещании, и название города, в котором Элис выросла. Вскоре после того, как Элис пошла в школу, от сыщика по электронной почте пришел отчет. Твиг пришлось прошагать весь путь до реки, пока она смогла достаточно успокоиться, чтобы прочесть его. Маленький братик Элис был жив и здоров, о нем заботилась женщина, которая по распоряжению Агнес должна была стать опекуншей ее детей, если бы Джун не была готова или не имела возможности вырастить их. Элис и ее брат были разлучены; интересно, произошло ли то же с Ниной и Джонни? Вопреки всеобщей убежденности Твиг знала, что даже Торнфилд не может спасти женщину от ее прошлого. Ей хорошо жилось здесь, она вырастила Кэнди и сделала все, что могла, для Клема. Она заботилась об Агнес и остальных Цветах, руководила хозяйственными и торговыми делами фермы. Но правда была в том, что ни новые возможности, сколько бы их ни было, ни даже Торнфилд не могли изменить прошлого, как бы сильно этого ни хотела Джун. Отношения Твиг с Джун никогда уже не были прежними после того, как Джун вернулась домой только с Элис в грузовике. Я исполнитель завещания, Твиг, – сипела она пьяно год за годом, столько раз, что Твиг уже не могла сосчитать. – Я сделала тяжелый выбор, который в интересах всех. Твиг спрятала отчет сыщика и тайную копию завещания Агнес в теплице. Она девять лет ждала подходящего момента, чтобы передать их Элис. А тем временем они продолжали лежать там, спрятанные среди рассады пустынного горошка.
Когда входная дверь открылась, Твиг юркнула в тень, наблюдая, как Элис крадется в поля, оставляя за собой легкий шлейф запаха шампанского. За ужином Элис пила бокал за бокалом. Она что-то затевала – Твиг чуяла это так же остро, как перемены погоды. Она терпеливо отсчитала минуту, чтобы быть уверенной, что Элис не услышит ее шаги, а потом поспешила следом за ней по тропинке к реке.
Огги ждал на берегу возле маленького костерка, горевшего у подножия большого речного эвкалипта. За ужином он был непривычно тих. Твиг села на корточки за группкой железнодревесных эвкалиптов. Элис бросилась к нему, словно они не виделись годами, их кожа отливала бронзой в свете костра. Они нежно поцеловались. Глядя на то, как изменилось лицо Огги при виде Элис, Твиг потупила глаза. Однажды она была так же влюблена. Она помнила, что чувствуешь, когда ты так чист, так прозрачен под взглядом другого человека.
Они расцепились, и Элис села, прижавшись к нему, укутанная в его объятия.
– Расскажи мне еще раз план.
Он поцеловал ее в макушку.
– Встречаемся завтра в полночь на этом месте. Каждый приносит по одному чемодану. И все. Будем путешествовать налегке. – Он поцеловал ее в висок, в щеку, в шею. – Сядем на первый автобус до городского аэропорта, там заберем наши билеты. А потом будем лететь так долго, что тебе начнет казаться, что мы никогда не приземлимся, но мы приземлимся – в Софии. Где мы поедем в дом моих бабушки и дедушки, будем пить ракию, есть шопский салат, спать, пока не восстановимся после долгого полета, а потом мы проснемся и сядем на фуникулер, который поднимет нас на гору Витоша, чтобы мы остановились посреди каменной реки и сверху взглянули на мир. По утрам мы будем пасти коз. Колокольчики на их шеях звучат прекраснее, чем рождественские песни. По выходным будем брать грузовик моего дедушки и ездить через границу в Грецию, где мы будем купаться в море и есть оливки и жареный сыр.
– Огги, – сонно прошептала Элис, поворачиваясь к нему, – у тебя с собой карманный ножик?
Они вырезали свои имена на стволе эвкалипта, а потом упали в объятия друг друга, целуясь с неистовством подростков. Ребенок, который приехал в Торнфилд таким тихим, таким опустошенным ужасами, теперь был полон жизни, как никогда на памяти Твиг.
Твиг бесшумно поднялась, размяла затекшие ноги, а потом пробралась обратно на тропу и повернула к дому. В теплице она выкопала пластиковый контейнер с пожелтевшими бумагами, содержавшими правду о жизни Элис, а потом пошла домой ждать ее возвращения.
Твиг сидела на кушетке. Раздумывала, не поставить ли кофе. Она прикрыла глаза всего на минутку.
Сожаление об этом моменте Твиг суждено будет пронести до конца своих дней: она погрузилась в такой глубокий сон, что не слышала, как скрипнули половицы, когда Элис вернулась.
* * *
Следующим утром Элис не было дома – она развозила посылки, – когда Джун спустилась вниз. Твиг была на кухне, собиралась по традиции выпить чего-нибудь горячего с утра. Она повернулась, чтобы предложить чашечку Джун, и замерла. Джун стояла в дверях с раскрытым дневником Элис в руке.
– Джун? – Твиг оглядела дневник, страницы которого были испещрены петлями и завитками почерка Элис.
Джун медленно вышла через заднюю дверь. Некоторое время она сидела на веранде, уставившись на цветочные поля. Твиг поставила рядом с ней чашку чая. Над головой скрежетали какаду. Джун молчала.
Остаток утра Твиг занималась Цветами, стараясь не подпускать их к Джун. Даже Гарри старался держаться в стороне. То и дело Твиг посматривала на Джун, сидевшую на задней веранде. Привнесло это мир в душу Джун или нет, но она изменилась навсегда после появления маленькой Элис. Теперь Элис выросла, она жаждала независимости и любви, а Джун отлично знала, что на свете нет ничего более грозного, чем женщина, которая знает, чего хочет.
Когда день уже был в разгаре, Джун наконец встала. Твиг колебалась, ожидая, что Джун пойдет в мастерскую или запрыгнет в свой грузовик. Вместо этого она вошла в дом, зашла в свой кабинет и закрыла за собой дверь. Твиг пошла следом и приложила ухо к двери. Она слышала голос Джун, но не могла разобрать слов. После долгой паузы Твиг постучала. Один раз, потом еще раз – сильнее. Она подергала ручку, и дверь отворилась. Когда она вошла, Джун повесила трубку. Взглянув на лицо Джун, Твиг остановилась на полпути.
– Что ты сделала? – выпалила Твиг.
Не выходя из-за стола, Джун отвернулась и смотрела в окно на то, как грузовик Элис медленно въезжал на подъездную дорожку. Они обе видели, как Элис и Огги вылезают из грузовика и идут в сторону мастерской, смеясь и болтая.
