И они любили меня. Безумно любили.
Они были обычными людьми.
Но они также были моими родителями.
– Да, – говорю я Тедди. – Но они были невероятно замечательными людьми.
Он смотрит на меня долгим взглядом.
– Ты знаешь, сколько людей на планете отказались бы от пары десятков миллионов долларов?
Я качаю головой.
– Нисколько, – отвечает он. – Ответ: таких нет. Кроме тебя, Эл.
– Ну да. И ты считаешь меня сумасшедшей.
– Слегка, – улыбается Тедди. – А еще я считаю тебя невероятно замечательной.
Я кладу голову ему на плечо, солнце пригревает лицо.
– Мне это представлялось иначе. Возвращение сюда. Представлялось, что я буду чувствовать себя дома.
– Это место было для тебя домом из-за родителей, – тихо отзывается Тедди. – Без них оно – просто музей.
Я сажусь, чтобы посмотреть ему в лицо, и он улыбается мне, но его улыбка печальна.
– На днях я ездил в свой бывший дом, – отвечает Тедди на мой невысказанный вопрос. – Меня посетила безумная идея попросить архитектора не затрагивать перепланировкой нашу квартиру. Оставить ее такой, какая она есть. – Он качает головой. – Совершенно дурацкая идея. Все здание было бы переделано и стало новехоньким, но одна-единственная квартира осталась бы в своем прежнем виде… Она была бы как бельмо на глазу.
– Тогда зачем?..
– Смалодушничал после встречи с отцом, – пожимает плечами Тедди. – С этой квартирой связаны все мои воспоминания о нем. Я не мог представить, чтобы ее раскурочили.
Я киваю.
– Возвращение, наверное, далось тяжело?
– И да, и нет. Я словно вошел в капсулу времени. Новые владельцы не делали ремонта. Помнишь ту трещину в потолке, похожую на аллигатора? Она все еще там. Как и разбитая нами в ванной плитка. – Он ненадолго умолкает. – Но это хорошо, что я там побывал. Посмотрел квартиру. Я смотрел на нее другими глазами, ощущая другие чувства. Ощущая самого себя по-другому. И теперь на месте этой квартиры мы построим что-то получше.
В какой-то момент разговора мы, не разрывая зрительного контакта, подаемся навстречу друг другу. И теперь Тедди медленно и словно невольно склоняет голову набок. Шелестят на ветру листья деревьев, кричат студенты, по кристально-голубому небу плывут облака. А мы с Тедди сидим неподвижно, наклонив головы в разные стороны, напряженно глядя друг другу в глаза.
Я жду, когда Тедди опомнится и отодвинется, но он не делает этого. Наоборот, мы вполовину сокращаем расстояние между нами, и наши лица оказываются еще ближе. На пару долгих секунд мы замираем где-то между разговором и поцелуем, представляя собой увертюру, которая никак не перейдет к основному действию. Затем глаза Тедди слегка расширяются, он едва заметно качает головой и отстраняется, забирая с собой весь мой воздух, всю мою надежду и множество кусочков моего сердца.
– Вот такие дела… – бормочет Тедди себе под нос, уставившись под ноги.
Я опускаю голову, пытаясь обрести голос. С трудом выдавливаю, повторяя за ним:
– Вот такие дела. – И отодвигаюсь от Тедди. Мое сердце стучит со сбоями, как перегретый мотор.
С минуту мы сидим молча, глядя на зеленую траву и здания с красными черепичными крышами. Потом я тяжело вздыхаю:
– Можно попросить тебя кое о чем?
– О чем угодно, – кивает Тедди.
– Посмотрим дом, в котором я жила?
– Конечно. – Тедди рад смене темы. – Но ты уверена, что тебе это нужно?
– Не особо, – с грустной улыбкой отвечаю я и поднимаюсь.
По дороге к автомобильной стоянке смотрю на Тедди. На нем старый вельветовый пиджак вместо того нового, что он купил сразу после выигрыша в лотерею. Протертый на локтях и местами запятнанный. Но Тедди всегда казался мне в нем очень красивым, и сегодня – не исключение. Что это между нами было сейчас? Что это за магнитное притяжение? Не знаю. Но я точно знаю, что Тедди видит во мне только подругу, и не хочу ничего осложнять. Особенно после всего того, что он сделал для меня. После того как он устроил нашу поездку. После того как мы снова стали самими собой.
– Хей, – тихо зову я Тедди и просовываю свою руку в его. Он напрягается, но я не обращаю на это внимания, решительно настроившись снова обрести под ногами твердую почву, желая показать ему, что я не питаю надежд, что меня устраивает все как есть. – Спасибо.
– За что? – косится он на меня с подозрением.
– За все.
Перечисление заняло бы кучу времени.
Тедди расслабляется, и на его лице появляется улыбка.
– Не тебе меня благодарить, – отвечает он, но выглядит при этом довольным. И оставшуюся часть пути мы идем под ручку.
В машине Тедди спрашивает у меня адрес, чтобы вбить его в мобильный, и я без промедления называю, сама поражаясь тому, насколько хорошо помню его спустя девять лет. Наверное, подобные вещи запечатляются навсегда. Просто так от них не избавиться.
На этот раз мы выбираем прямой маршрут: мчимся по ленте шоссе к Сан-Франциско, мимо аэропорта, через город, прямиком в мой старый район, расположенный высоко на холме с видом на залив.
Тедди паркуется в нескольких кварталах от моего дома. Поднимаясь по крутому склону, мы минуем детскую площадку, на которую меня водили родители, дом с биглем, который заходился лаем, когда я проезжала мимо на велосипеде, и пешеходную дорожку из квадратной плитки, на которой кто-то миллион лет назад выгравировал пронзенное стрелой сердце.
Улица кажется и точно такой, какой я ее помню, и совершенно другой. Почти у самого верха я останавливаюсь отдышаться. Давненько не взбиралась по холмам. Похоже, после девяти лет в Чикаго я стала самой настоящей среднезападной девушкой.
– Он там, – указываю вперед.
– Хочешь, чтобы я подождал тебя здесь? – спрашивает Тедди.
– Нет, – качаю я головой. – Идем со мной.
Подходя к дому, внутренне готовлюсь к тому, что меня там ожидает. Но он выглядит почти прежним: высокое узкое здание в викторианском стиле с остроконечной крышей и белым крыльцом. Когда мы жили тут, он был голубого цвета, а сейчас выкрашен в солнечно-желтый. Наша квартира находилась на верхнем этаже, и с того места, где я стою, видна моя спальня. Кто-то повесил на ее окно маленький витраж, и тот посверкивает на солнце.
Несколько секунд я в некотором оцепенении смотрю вверх.
Я столько времени думала об этом доме – и не думала одновременно, отчаянно пытаясь помнить его и еще отчаяннее пытаясь забыть.
Теперь я здесь, и Тедди был прав. Это музей. Экспонат из моего прошлого. Часть моей истории.
Все эти годы я задавалась вопросом: может, тут мое место? Я все еще считала его своим домом. Но оказалось, что это просто дом.
