– Я буду учиться в Стэнфорде, – я даже не пытаюсь скрыть своего раздражения.
– Знаю. Но просто порадуй меня, а? Ты же ничего не потеряешь, если посмотришь мой университет до того, как дашь ответ? Хотя бы подумай об этом.
– Хорошо, – вздыхаю я. – Но мы можем обсудить это позже? Мне нужно идти, или я опоздаю на репетиторство.
– К Калебу? – Тетя София бросает взгляд на часы. – Еще даже девяти нет.
– Сейчас же каникулы, – напоминаю я.
– Вот тебе дома не сидится, – смеется дядя Джейк.
В автобусе я дважды пытаюсь дозвониться до Тедди. Мне ужасно хочется рассказать ему о Стэнфорде, но еще больше хочется узнать, как прошла его встреча с отцом. Он не отвечает на звонки, поэтому я шлю ему сообщение – пусть знает, что должен мне перезвонить.
Добравшись до библиотеки, сразу иду в детский отдел, где, как обычно, под бдительным оком детского библиотекаря меня ждет Калеб. Он сгорбился за столом, вырезанном в форме облака. Калеб учится во втором классе, но для своего возраста мелковат и выглядит младше. Он сидит на крохотном синем стульчике, но его ноги все равно не достают до пола.
– Привет, дружище. – Я сажусь на малюсенький стул рядом с ним, и мои колени чуть не упираются в подбородок. – Как дела?
Калеб с серьезным видом обдумывает мой вопрос, глядя на меня круглыми глазенками.
– Нормально.
– Всего лишь нормально?
Мои слова вызывают у него легкую улыбку. Потеребив завязку на толстовке, он пожимает плечами:
– Хорошо.
– Да ладно тебе. Ты способен на большее.
Калеб чешет лоб.
– Хочу поскорее начать читать.
– Бинго, – улыбаюсь я. – Я тоже.
Когда я решила поучаствовать в программе для приемных детей, которым в пару давался друг по чтению, то первой мне попалась анкета Калеба. Увидев, что его родители недавно погибли в автомобильной аварии, я сразу же перешла к другой анкете. Меня по-прежнему сильно нервирует слово «сирота» – хотя уже не должно бы, – и перспектива работы с ребенком, оказавшимся в ситуации, схожей с моей, для меня была сродни тому, чтобы держать ладонь над огнем.
Но, просматривая следующую анкету, я думала о том, как папа читал со мной перед сном «Гарри Поттера», а мама, прислонившись к дверному косяку, смеялась, когда он говорил за всех героев разными голосами.
И вот последнюю пару месяцев мы с Калебом читаем историю за историей, но я пока не делилась с ним ни своей историей, ни тем, насколько наши с ним истории схожи. Этот наш с ним час – побег Калеба из реальности. Это время для волшебников и колдунов, мышей и шпионов. Время, когда сироты, живущие на страницах книг, становятся героями.
Сегодня Калеб вытаскивает из рюкзака «Паутину Шарлотты».
– Это одна из моих самых любимых книг, – говорю я ему. – Ты уже знаешь, о чем она?
Он качает головой.
– Тебе понравится, – обещаю я, и тут до меня доходит, что это книга не только о говорящих свинках и пауках, но и о смерти. Хотя после пережитого Калебом мыслей и разговоров о смерти ему никак не избежать.
Мы открываем первую страницу, и он ставит палец у первой строчки.
– «А куда это папа идет с топором?» – читает Калеб и поднимает на меня взгляд из-под черных ресниц.
– Отлично прочитал, – хвалю я его, кивая, чтобы он продолжал.
– Зачем ему топор? – испуганно шепчет Калеб.
– Все будет хорошо, – успокаиваю я его. Потому что так и будет. По крайней мере, какое-то время.
Мы продолжаем читать, и оба с облегчением выдыхаем, когда Ферн удается убедить отца не убивать маленького поросенка. А слова мистера Арабла о том, что он дает поросят только тем, кто рано встает, даже вызывают у Калеба улыбку.
– «Вот Ферн встала с рассветом, – читает он медленно, водя пальцем по странице, – пытаясь спасти мир от…» – Калеб останавливается и наклоняется, чтобы поближе взглянуть на слово.
– Несправедливости, – тихо произношу я, набираясь душевных сил, поскольку знаю, какой следующий вопрос задаст Калеб.
– Что это слово значит?
– Что-то неправильное, нечестное.
Голова Калеба опущена, но он, задумавшись, ерзает на стуле. Мне хочется сказать ему, что я его понимаю; что боль никогда не отпустит, но однажды ему все же станет легче; что с течением времени и в окружении правильных людей рана будет по-прежнему гореть, но ее жар будет затухать и усиливаться, как радиосигнал, и Калеб научится жить в периодах между этими жгучими вспышками.
Но я ничего не говорю. Поскольку мои слова не дойдут до него. Пока не дойдут. Я знаю это, так как то же самое пытались когда-то донести до меня. Поэтому я молчу, наблюдая за тем, как он обдумывает услышанное.
Сделав выводы, переворачивает страницу.
Потом мы сидим с ним на ступеньках библиотеки в ожидании его приемной мамы. Калеб видит ее машину, машет мне на прощание и, зажав книгу под мышкой, сбегает со ступенек вниз.
– Увидимся на следующей неделе, – кричу я ему вслед.
Они уезжают, но я не двигаюсь с места. Так и сижу на ступеньках, пока не начинается дождь. Есть в этом дожде что-то трепетно-нежное – легкий ветерок подхватывает его капли, и они колышутся прозрачной завесой. Воздух полон им. Он пахнет землей и весной, и я вдыхаю его полной грудью, слушая неустанный шелест капель по асфальту.
Вынув из сумки мобильный, обнаруживаю голосовое сообщение от Сойера. Он спрашивает, не хочу ли я сегодня вечером прогуляться с ним. От Тедди – ничего. Значит, либо общение с отцом проходит очень хорошо, либо очень плохо.
Я встаю и спускаюсь по скользким от дождя ступеням. Внизу поворачиваю налево, к дому. Но стоит мне свернуть, как у библиотеки останавливается автобус. Его лобовое стекло со скрипом очищают «дворники». Автобус идет в сторону дома Тедди. Я забираюсь в него, не давая себе времени передумать.
29
У дома Тедди маячат три фотографа. Они провожают меня взглядами, когда я спешу под дождем к подъезду. У меня нет зонта, и, к счастью, кто-то распахивает дверь прямо передо мной. Я вхожу в подъезд и стряхиваю с флисовой кофты воду. Подошва кроссовок поскрипывает на застеленном линолеумом полу. Взбегаю по лестнице к квартире номер 11 и, как всегда, стучу три раза. Но когда дверь открывается, на пороге стоит не Тедди. А его отец.
От неожиданности я молчу, таращась на него. Я не видела Чарли Макэвоя шесть лет, но он постарел лет на двадцать. Подбородок покрыт седой щетиной, лицо испещрено глубокими морщинами. К моему удивлению, на нем дорогой на вид костюм с галстуком, а не джинсы со старой фланелевой рубашкой, которые уже стали его униформой.
– Алекс? – улыбается он.
– Элис.
