Но был ли у него выбор? Да и вообще, разве у кого-нибудь есть выбор? Я сильно в этом сомневался.
– Что касается спортивной стрельбы, то у меня есть любимая винтовка «штайр-манлихер HS50», могу тебе ее одолжить, если хочешь, только надо ее проверить и хорошенько почистить, я уже три года из нее не стрелял, вечером взгляну.
Он чуть пошатнулся, направляясь к оружейному складу у входа; за тремя раздвижными дверьми обнаружился целый арсенал – винтовки, карабины, несколько короткоствольных револьверов, а также десятки картонных коробок с патронами. Винтовка «штайр-манлихер» меня поразила: ничем не напоминая карабин, она представляла собой просто темно-серый стальной цилиндр совершенно абстрактного вида.
– Это, конечно, только часть, ее еще надо собрать… Самое ценное в ней – высокая точность обработки деталей, можешь мне поверить…
Он подержал ствол на свету, чтобы я мог им полюбоваться; да, это был цилиндр, наверняка идеальный цилиндр, я готов был с ним согласиться.
– Ладно, сделаю, – заключил Эмерик, отпуская меня, – завтра завезу ее тебе.
И правда, на следующий день в восемь утра он припарковал свой пикап около моего домика, по-моему, в чрезвычайно возбужденном состоянии. Со «смит-и-вессоном» мы разобрались мгновенно, все-таки эти штуки чрезвычайно просты в обращении. «Штайр-манлихер» – другое дело, он вынул из багажника жесткий футляр из поликарбоната и осторожно положил его на стол. Внутри, аккуратно уложенные в соответствующие отделения из пенопласта, лежали четыре компонента из темно-серой стали, сработанные с прецизионной точностью, ни один из них даже близко не напоминал деталь оружия, Эмерик несколько раз заставил меня собрать и разобрать винтовку: кроме ствола, в футляре находились еще ложе, магазин и опорная тренога; но и в собранном состоянии этот агрегат с виду все равно не имел ничего общего с карабином в привычном смысле слова, напоминая скорее какого-то металлического паука, паука-убийцу, не допускающего ни малейшей завитушки для красоты, ни одного лишнего грамма металла, я начинал понимать восторг Эмерика, мне кажется, никогда еще я не видел технического объекта, от которого исходило бы такое ощущение совершенства. В конце он установил на верхушке металлической конструкции оптический прицел.
– Это «сваровски DS5», – уточнил он, – к нему очень плохо относятся в кругах спортивной стрельбы, он просто-таки запрещен на соревнованиях, надо понимать, что траектория полета пули не прямолинейная, а скорее параболическая, административные инстанции спортивной стрельбы постановили, что участникам нельзя облегчать задачу, им надо научиться целиться немножко выше центра, учитывая параболическое отклонение. «Сваровски» снабжен встроенным лазерным дальномером, который вычисляет расстояние от стрелка до цели и сам вносит корректировку, так что это уже не твоя забота, ты просто целишься в центр, в самое яблочко. В среде спортивных стрелков они, как правило, верны традициям и обожают добавлять мелкие бесполезные сложности, поэтому я достаточно быстро ушел из спорта. Короче, я заказал специальный контейнер для перевозки, там есть место для оптического прицела. Но главное, это все же оружие. Пошли испытаем его. – Он вынул из шкафа одеяло. – Мы сразу начнем с положения «стрельба лежа», это королевская позиция, позволяющая стрелять наиболее метко. Но на земле надо лежать удобно, предохраняясь от холода и сырости, чтобы не дрожать.
Мы остановились на вершине холма, полого спускавшегося к воде, он расстелил на траве одеяло и показал мне на увязшую в песке лодку, в сотне метров от нас.
– Видишь номер на борту, BOZ-43? Попробуй выстрелить прямо в центр буквы О. Ее диаметр равен приблизительно двадцати сантиметрам; из «штайр-манлихера» хороший стрелок спокойно попадет в нее с полутора километров. Ну, для начала и так сойдет.
Я улегся на одеяло.
– Найди удобное положение, не торопись… У тебя не должно остаться никаких причин шевелиться; ни малейшей, кроме твоего собственного дыхания.
У меня это получилось без особого труда; приклад имел вогнутую гладкую поверхность, и его легко было пристроить на плече.
– Тебе могут повстречаться всякие дзен-буддисты, которые скажут, что главное – слиться воедино со своей целью. По-моему, все это чистая хрень, к тому же у японцев нет никаких способностей к спортивной стрельбе, они еще ни разу не побеждали в международных соревнованиях. Однако снайперская стрельба очень напоминает йогу: ты пытаешься слиться воедино со своим дыханием. Поэтому надо дышать медленно, все медленнее и медленнее, как можно более медленно и глубоко. Когда будешь готов, наведи прицел на центр мишени.
Я так и сделал.
– Ну, получилось?
Я кивнул.
– Имей в виду, тебе не надо стремиться к полной неподвижности, это просто-напросто нереально. Ты не можешь не шевелиться, потому что дышишь. Но двигаться надо чрезвычайно медленно и равномерно, в ритме дыхания, отклоняясь чуть вправо и влево от мишени. Когда ты этого добьешься, поймаешь ритм, тебе останется нажать на спуск в то мгновение, когда ты пройдешь через центр. Нажимай еле-еле, спуск настроен сверхчувствительно. Вообще, HS50 – однозарядная винтовка; если захочешь выстрелить еще раз, придется перезарядить; поэтому на войне снайперы редко пользуются этой моделью, для них результат превыше всего, а они там для того, чтобы убивать; но лично я считаю, что единственный шанс – это правильно.
Я на мгновение закрыл глаза, чтобы не думать о подоплеке такого выбора, и тут же открыл их. Все шло хорошо, как и сказал Эмерик, буквы BOZ медленно скользили туда-сюда в видоискателе, и, выбрав, как мне показалось, правильный момент, я нажал на спуск, раздался еле слышный хлопок, что-то вроде мягкого «плюх». Это было и правда потрясающее ощущение, я провел несколько минут вне времени, в чисто баллистическом пространстве. Поднявшись с земли, я увидел, что Эмерик направил свой бинокль на лодку.
– Что ж, неплохо, очень даже неплохо, – сказал он, повернувшись ко мне. – В центр ты не попал, пуля вошла в контур буквы О, то есть ты был в десяти сантиметрах от цели, для первого выстрела на расстоянии ста метров я бы сказал, что это отличный результат.
Уезжая, он посоветовал мне какое-то время практиковаться в стрельбе по неподвижной цели и только потом переходить к «движущимся мишеням». По номерному знаку легко сориентироваться, он идеально подходит для тренировки. Что касается лодки, то можно расстрелять ее в хлам, сказал Эмерик в ответ на мои возражения, он знаком с владельцем (заметим в скобках, тот еще козел), и он явно уже никогда не выйдет на ней в море. Он оставил мне десять коробок с патронами по пятьдесят в каждой.
В течение следующих нескольких недель я упражнялся минимум по два часа каждое утро. Не скажу, что все мои заботы «мгновенно улетучились», это было бы преувеличением, но должен признать, что во время этих кратких передышек я чувствовал себя относительно спокойно. Конечно, свою роль, безусловно, сыграл и капторикс, да и алкоголем я не злоупотреблял; кстати, тот факт, что я ограничивался пятнадцатью миллиграммами капторикса в день, чуть не дотягивая до максимальной дозировки, не мог меня не обрадовать. Утратив всякие желания и смысл жизни (впрочем, может быть, эти термины тождественны? Сложно сказать, у меня не выработалось четкого мнения по этому поводу), я удерживал свое отчаяние на вполне приемлемом уровне, с отчаянием жить можно, большинство людей так и живет, лишь время от времени задумываясь, не позволить ли себе хоть какой-то глоток надежды, но, задавшись этим вопросом, они отвечают на него отрицательно. И тем не менее они цепляются за жизнь, очень трогательное зрелище.
