– Только «Роллтон». Завари.
– Не, уж лучше спущусь в столовку.
Столовая находилась на первом этаже, кормили там невкусно и дешево. Но все лучше, чем лапша. Максим наедаться и не собирался, просто заморить червячка, чтобы живот не подвывал. А потом они с Аленой куда-нибудь сходят. Деньги есть.
Взял себе плов, который больше походил на рисовую кашу с морковкой и маленькой куриной косточкой. Вяло поклевал, не съев и половины. Но, главное, чувство голода ушло.
Когда вернулся в комнату, то никого там не обнаружил. Видимо, ритуал посвящения уже начался. Максим сунул в пакет приготовленные чистые вещи, шампунь, мыло, полотенце и отправился в душ.
В предбаннике было пусто, но из самой душевой доносился шум: многоголосые крики, хохот, плеск воды. Максим повесил пакет на крючок и зашел в душевую.
Зрелище было странное. На длинной скамье, что тянулась по центру помещения, выстроились в линию пацаны-первокурсники с их этажа. Все они были абсолютно голые и мокрые. Бедняги стыдливо прикрывали руками пах и зябко дрожали. Напротив них с хозяйским видом стояли пятикурсники. В том числе Яковлев и тот, который приходил сегодня, Вадик. Один из них сжимал в руках шланг, прилаженный к крану с холодной водой. Еще один торчал у этого самого крана и по сигналу Яковлева выворачивал вентиль на полную. Из шланга с шипением вырывалась ледяная струя и била по голым, скукоженным телам. Пацаны вскрикивали – истязатели хохотали. А прохохотавшись, снова повторяли процедуру.
Вадик оглянулся и увидел Максима.
– О! Борзый Макс пожаловал, а мы думали, что ты зассал и заныкался. За опоздание тебе сейчас выпишем штрафную.
– Это что здесь за оргия? – спросил Максим, затем поймал удивленный взгляд Яковлева.
– Вадя, как ты сказал? Борзый Макс? Это же тот препод…
– Ты путаешь, Дэн, это первачок. Вон к пацанам его недавно подселили.
– Да ты что? – Яковлев снова уставился на Максима, затем медленно двинулся к нему. – Ну, здравствуй, Доцент.
Глава 16
Мысль о том неизвестном, с кем Изольда видела Алену, не давала покоя. Свербела, подтачивала, вытягивала силы, точно паразит, без приглашения вторгшийся в его организм. И забить на это, как-то отвлечься ни черта не получалось.
Хотя бы выяснить – кто он? Но пацаны докладывали: Алену видели, «его» не видели.
Денис все дни ходил злой как черт, отыгрываясь на каждом, кто под руку попадется. Поругался с Оксанкой, которая зачастила бегать к ним в комнату то за солью, то за сахаром. Обозвал тупой шлюхой. Поругался с Костяном – из-за Оксанки. Правда, потом помирился. Костян ему денег должен был хронически, так что просто не имел права особо вставать в позу. То же самое и с их менестрелем, Вадиком. Вообще, достал он уже со своей балалайкой! Нет, под настроение, в теплой компании его гитарные экзерсисы очень даже неплохо заходили. Но когда тебя всего аж выкручивает, любой лишний шум, особенно однообразный и нудный, срывал все клеммы, аж кулаки чесались. До мордобоя дело, конечно, не доходило. Пока не доходило. Хотя… Первакам он направо и налево раздавал пинки и затрещины. А нечего мелькать, когда он идет по коридору!
Только с Аленой Денис изо всех сил старался быть нежным и обходительным, поражаясь собственной выдержке. Уж как хотелось, глядя в ее безмятежные голубые глаза, схватить за плечи покрепче и тряхнуть как следует эту лживую недотрогу. Жестко тряхнуть, от души. Вот тогда от безмятежности ни следа бы не осталось. Он даже легко представлял себе, как в ее взгляде вспыхивает страх напополам с шоком. И эта картина определенно ему нравилась. Но думать о таком всерьез было нельзя. Понятно же, что подобный срыв ничего не даст. Да, он, скорее всего, смог бы выбить из нее признание, а дальше что? Что бы потом он с ним делал, с признанием этим? Понятно, с этим уродцем он разобрался бы в два счета, а вот с ней…
Алена после такого неминуемо пошлет его, Дениса, куда подальше – вот и все. И получится, что он только дорогу расчистит тому, неизвестному.
Сейчас она, во всяком случае, не рвет с ним. Даже выкручивается, сочиняет отговорки. Значит, что-то еще есть, что держит ее, мешает сказать правду и дать Денису окончательно от ворот поворот.
Вот парадокс: эти ее увертки одновременно и унижают его и обнадеживают. Пока врет – не все потеряно. Он и по себе знает. Когда подруги надоедали так, что с ними точно неохота ничего, совсем ничего, – не паришься ни секунды. Говоришь как есть – и до свидания. А когда расставаться не готов, то вот так же врешь и выкручиваешься. Однако, опять же по опыту судил, после такого этапа довольно скоро наступал момент, когда становилось плевать окончательно, и итог тот же: вместо вранья – горькая правда, расставание и враги навечно.
Так вот Алена пока еще врала. Хотя это утешение вовсе не утешало. Наоборот, возбуждало новые приступы злости.
Главное, врать она не умела. Он сразу просекал эти моменты. Например, в эту пятницу звал ее в кино, в кафе, в клуб. Не хочешь в клуб? Да хоть в театр! Она лепетала что-то про неотложные дела, а сама при этом краснела и прятала глаза. Ясно же – лжет!
С трудом заглушая ярость, Денис все же сумел спокойно ответить: «Хорошо, в другой раз».
Была даже мысль проследить за ней, но отбросил эту идею. Он и без таких вот унизительных слежек все равно выяснит правду.
Тем более в пятницу посвящение – есть куда направить скопившуюся злость.
Эти водные ритуалы и в самом деле давно стали местной традицией. Разве только девчонок они не касались. А парням традиции не избежать. Посвящение есть посвящение, без этого никак. Это студсовет устраивал концерты первачкам. В общаге же молодых учили жизни – жестокой, грубой, без прикрас.
Денис сам в свое время проходил через это. И Костян, и Серый, и Вадик, и все остальные. Подобные вещи воспитывали и укрепляли дух – сейчас он это понимал. Хотя тогда – да, ненавидел старшаков всем сердцем. Строил иллюзорные планы, как им отомстить, но, естественно, не решался. Сносил все безропотно, копил обиду. Но выдержал же! И страх в глазах первачков теперь – сладкая плата за те давние мучения. Ну а что? Они в свое время терпели, теперь эти пусть терпят. В конце концов, не ими эта традиция заведена, не им ее и прекращать.
Злой как черт из-за Алены, он самолично прошелся по комнатам первокурсников, созывая всех в душевую.
– Почему в душевую? – пролепетал Толик из пятьсот двадцать второй, заметно побледнев. – Говорили же, пить будем…
Этот Толик вызывал у Дениса двоякое чувство. С одной стороны, он с детства терпеть не мог таких: трусоватых, бесхребетных, вечно ноющих мешков. С другой – Толик хоть и размазня, и мямля, но зато всегда, как пионер, готов услужить. Это приятно.
– Не бзди, кругляш. Никто никому ничего плохого не сделает. Что мы, звери? Просто обычай такой – окропим вас водицей сперва, а потом уже забухаем. Познакомимся поближе. В этот раз даже проставляемся мы. Для вас, дети, все для вас. Так что еще скажете спасибо.