Перед зданием выстроились рядком машины и микроавтобусы с траурными логотипами. Она узнала отцовские машины, но, следуя за группкой людей, села в один из автобусов. Ждали минут тридцать, когда рассядутся по машинам остальные, только потом тронулись. Еще столько же добирались до Смоленского кладбища, затем длинным кортежем проехали через кованые ворота. Люди выходили из машин и микроавтобусов, пристраивались к каким-то знакомым, сбивались в группы. В такой толпе она не сразу нашла отца. Кивнула ему, он в ответ подал какой-то знак – может, давай поговорим позже. Она гадать не стала, сразу отвернулась. Подумала, что нужно бы подойти к Жанне Валерьевне, выразить соболезнования, но ее окружали плотным кольцом многочисленные родственники и близкие друзья. Не расталкивать же…
И вдруг она напоролась на чей-то пристальный взгляд. Еще осознать ничего не успела, но сердце уже судорожно сжалось, на долгую секунду замерло, а потом замолотило неистово, как безумное, сотрясая все тело. Максим. Он стоял рядом с другими родственниками Жанны Валерьевны. Его время от времени кто-то звал, дергал, но, даже отвлекшись на миг, он снова и снова впивался в нее взглядом. Алена и сама не могла оторвать глаза, жадно впитывая каждую черточку, каждую деталь, узнавая и не узнавая его. Как он возмужал! Как вытянулся! И волосы стали как будто темнее. А вот взгляд все такой же тяжелый и вместе с тем проникающий в душу.
Как он здесь оказался? Хотя понятно – дедушка же… Но когда приехал? Почему отец ничего не сказал? И сам он… Даже не сообщил. Впрочем, кто она ему? Никто. Вот и не сообщил. Только почему сейчас так смотрит, что внутри все переворачивается?
Но какой же нелепой и горькой получилась эта встреча, о которой она когда-то столько мечтала! Представляла себе разные обстоятельства, рисовала в воображении ситуации, а получилось в скорбный час, среди могил…
Его опять окликнул кто-то из родственников – раз, другой. Максим отозвался не сразу, но когда отвернулся, она хоть выдохнуть смогла, а то ведь не дышала. Стояла, замерев каменным изваянием, хотя внутри будто шторм бушевал – рвал сердце, оголял нервы, выжигал душу.
Она ушла. Сбежала, пока он отвернулся, пока не видел, не смотрел, не парализовал ее своим взглядом. Пока она еще могла справиться с собой…
Глава 4
Мать звонила все воскресенье, но Максим забыл дома телефон, а ночевать уехал к Инге, подруге. Так что новость о том, что с дедом беда, узнал только в понедельник вечером, когда наконец вернулся к себе.
Мать так рыдала в трубку, что он едва понимал ее речь. Уловил одно: был инсульт, дед в коме, прогнозы неблагоприятные. Еще мать просила прилететь. Срочно.
Возвращаться в родной город не хотелось совершенно. Нет, сам город ни при чем, естественно. Он прекрасен.
В Калининграде ему нравилось: хорошие дороги, без колдобин и ям; архитектура интересная – соборы всякие, старые замки; чистенько, нет осенне-весенней слякоти и грязи; на выходные можно запросто мотнуть в Польшу – всего-то два часа делов; ну а главное – море рядом, пешком дойдешь. Но этой зимой Максим вдруг остро заскучал по снегопаду хлопьями, по метровым сугробам. Вспоминал, как рассекали с Мансуровым на снегоходах, как дурачились с Кристиной в парке, играя в снежки и толкая друг друга в мягкий сугроб.
А здесь снега было очень мало, к февралю и вовсе ничего не осталось, одно название что зима. Была даже шальная мысль нагрянуть домой на Новый год, но одумался вовремя. Напомнил себе, что он там не очень-то желанный гость. Ну мать, понятно, будет наверняка рада, но этого мало.
Остальным он как кость в горле. Да и самому с этими остальными встречаться не очень-то хотелось. Пусть со временем боль и притупилась, но воспоминания до сих пор живы, до сих пор давят и портят настроение, стоит только подумать о прошлом. «Нет, к черту такой Новый год!» – решил. Ту жизнь он отрезал от себя, и правильно сделал, и незачем снова туда соваться, ворошить то, что вспоминать больно.
Но вот мать теперь в слезах. «Приезжай, – молит, – поскорее! Возможно, папа не оправится».
Как тут не приедешь? Дед же, за него действительно тревожно. Вдруг не оправится? Он же себе этого не простит.
С дедом отношения у Максима были сложные. С одной стороны, старик любил его. Это неоспоримо, но любил как-то очень по-своему. Все его детство, лет до четырнадцати, мать, по требованию отца конечно же, на лето отправляла Максима к деду. «Там воздух, речка, овощи свои, отдохнешь», – оправдывалась. А дед был самодуром, между прочим, редкостным. Требовал от внука беспрекословного подчинения. Но зря требовал, Максим только пуще выпрягался и делал все наперекор. Дед лупил его ремнем, хаотично, куда попадет, потому что Максим не очень-то давался. Но, будучи вспыльчивым, он и отходил быстро. А остыв, жалел внука, объясняя: «Это ж я так тебя воспитываю. Человека хочу из тебя вырастить, а не ничтожество. Потому что люблю крепко».
Артем у деда бывал редко и не подолгу, только когда вместе с матерью приезжал на выходные. Так что про буйный нрав знал только понаслышке.
И все же Максиму жалко было старика. Он, в сущности, и не такой уж старый был, а по виду и вовсе молодец. Кипучий, деятельный, громогласный. И вдруг – в коме.
В среду он вылетел из Храброва, но прибыл только в пятницу вечером. Пришлось почти двадцать часов проторчать в Домодедове: раз за разом откладывали рейс из-за погоды.
Встречал его Артем, они ненадолго заехали домой. Вот он понервничал! Хотя напрасно: ни отца, ни Алены там не было. Только Вера, домработница. Она уговорила его поужинать. Впрочем, особенно уговаривать и не пришлось: в самолете давали сухую курицу, на которую он даже не позарился. И вообще, втайне Максим очень не любил все эти перелеты, нервничал сильно, не до паники, конечно, но в небе аппетит пропадал начисто. А вот оказался на земле – и сразу взыграл голод.
Артем терпеливо ждал его, сидя напротив и глядя, с каким аппетитом он поглощает Верино рагу. Сам есть отказался.
– А где отец? – спросил Максим.
На самом деле его волновало, где Алена. Ее увидеть и не хотелось, и хотелось. Больше, конечно, хотелось. Но почему-то вдруг устыдился этого.
– На работе, наверное, – пожал плечами Артем.
Максим помолчал, потом все же спросил, стараясь придать тону небрежность:
– А сестрица наша где?
– Алена тут больше не живет, – был ответ.
Максим аж жевать перестал, уставился в недоумении на брата.
– То есть?
– Ну… Она теперь живет отдельно.
Максиму показалось, что брат очень неохотно говорит на эту тему.
– Что-то произошло, чего я не знаю? – не отступался он.
– Да ничего такого. Просто захотела жить самостоятельно.
– Замуж, что ли, вышла? – спросил, а сам внутренне напрягся. Хотя с чего бы? У самого ведь другая жизнь. Другая девушка. Другие интересы. Он даже приезжать сюда не хотел. И не приехал бы, если б не обстоятельства. А вот поди ж ты – задал вопрос, а внутри все замерло в ожидании.
