Муниципальная полиция, осмотрев место преступления, пригласила парижских экспертов-криминалистов. Труп доставлен в морг для проведения вскрытия. Практически полное отсутствие информации о жертве усложняет ход расследования, порученного судье Базилю из прокуратуры департамента Сена.
Судя по размещению внизу страницы, журналист «Интранзижан» обладал лишь скудными сведениями, но все же надеялся, что дело из рубрики «Происшествия» может разрастись до заманчивого криминального скандала (ежедневные газеты и журналы начали проявлять повышенный интерес к такого рода информации).
Мадлен подняла голову:
– Да, возможно…
Загнанная в угол, она явно встревожилась. Медленно перечитала статью, попыталась представить себя на месте этой молодой женщины.
– Матильда, – сказала она.
– Не вижу другого решения.
Монашеский образ жизни Андре Делькура не давал никакой зацепки.
– Если вам надо решиться, то он…
– Знаю, господин Дюпре, знаю!
Она нервно постукивала пальцами по столу. Он ждал.
Мадлен не притронулась к стакану с минеральной водой, да ей уже и пить расхотелось. Она раздраженно сложила газету.
– Ладно… надо бы с этим покончить, – еле слышно сказала она.
– Как вам будет угодно, Мадлен, однако… возможно, стоит дважды подумать.
Вместо того чтобы заставить ее усомниться, этот совет, наоборот, как будто придал ей решимости. Она ответила с горькой усмешкой, исказившей черты ее лица:
– Подумайте о Поле, господин Дюпре, увидите, это помогает.
Она произнесла это желчно, не желая отступать, с присущим ей семейным упрямством.
Дюпре почувствовал, что его обвиняют в безразличии, даже в жестокости, хотя это несправедливо, ведь он понимает, каково Мадлен. Его представление о справедливости не пошатнулось ни после краха Гюстава Жубера, ни после падения Шарля Перикура. Андре Делькур был не лучше других, однако его смущал такой способ.
– Простите за настойчивость, но вы должны быть уверены в себе, это решение…
– Которое вы явно оспариваете…
Он не потупил взгляд. Перед ней был Дюпре, которого она встретила год назад, – прямой, хладнокровный, непреклонный.
– Мог бы оспорить.
– Во имя чего, господин Дюпре?
– Вы наняли меня на работу. Это, – он указал на газету, – не входит в мои обязанности.
Чтобы вернуть самообладание, Мадлен взяла стакан с минеральной водой «Виши», сделала два глотка, глядя куда-то вдаль, затем посмотрела на него:
– Если того требуют ваши принципы, мы можем на этом расстаться. На самом деле вы правы. Наше соглашение не предполагало… подобного.
– А как же ваша мораль? Она вам это позволяет?
– О да, господин Дюпре, – ответила Мадлен с поразившей его искренностью. – И даже более того… – И грустно, с нотками сожаления добавила: – Как видите, я к этому готова.
Дюпре стоял перед выбором, который в глубине души он уже сделал.
– Договорились.
Мадлен не поднялась. Дюпре понимал ее, но не одобрял. Их отношения приняли неожиданно серьезный оборот.
Вскоре они перестанут видеться. Надо бы сказать что-то, но нужные слова не приходили на ум.
– Ну что же, – сказала она, – мне надо ответить на любезное приглашение Делькура. Ужин, возможно, сегодня… Вас это устроит, господин Дюпре?
– Вполне.
Он встал. Ему нечего было добавить. Он кивнул Мадлен и вышел.
– Да, господин Дюпре!
Он обернулся:
– Что?
– Спасибо.
Мадлен долго еще разглядывала стол, стакан, газету. То, что она собиралась совершить, заранее ее изматывало. Мораль и совесть противились, гнев и злопамятство придавали решимости.
Злоба победила. Как всегда.
– Мадлен!
Крик души. Полуудивление-полуиспуг.
– Я, должно быть, помешала?
– Отнюдь!
Вот уже несколько месяцев Андре использовал подобные выражения, находя их изысканно-вежливыми.
Он резко отпрянул, будто чья-то рука оттащила его за воротник. Мадлен вошла. Господин Дюпре постоянно бывал здесь и частенько все ей подробно описывал. Она не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на второй ящик комода, где хранился хлыст из сыромятной кожи.
– Мы позавчера вернулись с лечения, я проезжала мимо и подумала, что это удобный повод ответить на вашу записку.
Андре задыхался от обилия информации. Мадлен у него; ее загадочная телеграмма; то, что впоследствии произошло с Гюставом Жубером, бывшим поверенным банка Перикуров. Оказаться с ней здесь – в личном интимном пространстве, – да еще в такой двусмысленной ситуации, напоминавшей об их прежних отношениях…
Обилие книг на полках, стопки документов, кипы бумаг – все вместе создавало впечатление картины под названием «Скромная квартира великого писателя Андре Делькура на заре его журналистской деятельности».
– Вы могли бы сегодня поужинать со мной, Андре?
Она надеялась, что он сошлется на занятость, так было бы проще, но он замялся:
– Ну… да, то есть…
– В таком случае не буду вас больше отвлекать. Как насчет половины девятого в «Липпе»?
Час от часу не легче. Приглашение, от которого он не смог отказаться, место, где все сливки Парижа увидят их вместе…
– Отлично, что ж, в «Липпе»…
– Я туда уже целую вечность не наведывалась…
– Ну, раз так…
Она оставила легкий шлейф духов, Андре настежь распахнул окно.
Когда Мадлен дошла до сути дела, Рене Дельга, как и в прошлый раз, сделал непроницаемое лицо.
– Вот образец почерка. Текст письма. И бумага, которую следует использовать.
Что-то изменилось. Теперь он надел очки. «Издержки профессии», – подумала Мадлен. Он пробежал письмо глазами и положил очки на стол. Открыл было рот, но Мадлен опередила:
– Какова степень… сходства фальшивки, которую вы?.. Я имею в виду, полиция…
– По правде говоря, в их распоряжении имеются все более надежные способы распознавания. Да и нас немного в Париже, тех, кто изготавливает документы, которые сложно отличить от подлинников…
Даже окольными путями они постоянно возвращались к цене.
Мадлен не получила ответа, она скрестила руки на столе.
– Поначалу, – добавил Дельга, – не возникнет никаких сомнений. Полиция примет документ за оригинал. Судья тоже. Сложности могут возникнуть позже, когда защита потребует повторной экспертизы. А там уж как карта ляжет.
