Дюпре сильно нервничал. Дело само по себе плевое, но с этим тупицей нельзя ни в чем быть уверенным. Так что он весьма удивился, услышав шаги и увидев, как возвращается Робер; тот широко улыбался.
– Готово? – спросил он с беспокойством. – Охранников видел?
– Ну да!
Дюпре выдохнул.
– И клапан открыл? Чуть-чуть?
– Ну да, все как ты сказал.
Дюпре не верилось.
– Ладно, пошли.
Они выгрузили обе канистры и двинулись.
Добравшись до ворот, Робер снова протиснулся внутрь. Дюпре один за другим просунул ему баки, и тот бегом отнес их в мастерскую, отпертую отмычкой. Дюпре, который вел слежку три ночи подряд, знал, что следующий обход будет не раньше чем через час.
– Ну все, – прошептал он, – жди меня здесь.
– Ясно!
– И не курить!
– Ясно!
Дюпре бесшумно проник в мастерскую. Пахло бензином. Он подошел к цистерне, клапан которой действительно был слегка приоткрыт, топливо тонкой струйкой вытекало на цементный пол. Он медленно опорожнил обе канистры в разных местах, запах становился удушающим. Затем поставил оба бака у двери, долго смотрел на помещение, достал из кармана газету, скрутил ее, поджег и бросил в лужу. После чего торопливо выбрался наружу, запер дверь на один оборот ключа и вернулся к решетке.
Он был примерно в тридцати метрах от машины, когда прогремел взрыв. Вроде бы ничего особенного, но пламя, должно быть, быстро распространилось по потекам бензина, поскольку отсветы пожара были видны с дороги, когда они ехали в Париж.
27
Замечание Мадлен о сексуальных предпочтениях Андре надолго засело в голове Дюпре. В этом ли причина, по которой она исступленно преследовала его? Достаточно ли пристально он присмотрелся к Делькуру?
Он возобновил свое наблюдение, занятие скучное, как жизнь самого Андре.
Он снова следил за ним в газете, в домах, куда он ходил ужинать, на улице Скриба, в Люксембургском саду, в сквере Сен-Мерри, в библиотеке Сен-Марсель, куда тот иногда отправлялся поработать. И однажды утром, как раз когда он стоял на посту перед этим зданием, его озарило.
Сквер Сен-Мерри, около шестнадцати часов Делькур устраивался на скамейке, всегда одной и той же, откуда – Дюпре это проверил после его ухода – можно было наблюдать за выходом из средней школы Сен-Мерри, заведения для мальчиков, двери которого открывались на полчаса позже. В Люксембургском саду это было около водоема, у которого мальчуганы склонялись над своими корабликами. Улица Скриба – его любимое место – располагалась точно напротив Школы танца, Делькур знал расписание, как никто другой, и ни разу не дежурил, когда по домам расходились только маленькие девочки.
Неделю спустя Делькур вернулся в библиотеку Сен-Марсель. Дюпре уселся недалеко от него с первой попавшейся книгой о китайской культуре. Делькур провел конец дня, наблюдая за молодым библиотекарем, скрестив ноги, рука под столом.
– Нам это ничего не даст… – сказал Дюпре.
– Действительно, – ответила Мадлен. – Я начинаю думать, что нужно действовать иначе.
Он не смог сдержаться:
– Связана ли ваша ненависть к нему с этими… наклонностями?
Она сделала вид, будто не расслышала, но сразу поняла, что молчание будет неверно истолковано. Неужто Дюпре может подумать, что она просто оскорбленная женщина, любовник которой предпочитает мужчин? Недостаточная причина, у Мадлен были предубеждения, но не такие.
Дюпре в таких ситуациях, как обычно, пялился на свою ложечку.
Мадлен сказала:
– Дело в Поле, понимаете…
И разрыдалась. Он встал, чтобы подойти к ней.
– Спасибо, Дюпре, – сказала она, остановив его, – не нужно.
Она продолжала плакать, потом все рассказала, и это признание разбередило затянувшуюся рану. Она была очень несчастна, взвалила на свои плечи весь ужас случившегося, корила себя за невнимательность и безразличие.
– Нет, – сказал Дюпре, – этот тип – сукин сын, вот и все.
Он прав, что тут скажешь.
Мадлен вздохнула. Это вульгарное слово выражало простую правду. Оба они на обратной дороге в такси думали о маленьком Поле. Конечно, мысли их не были похожими, но ярость они делили одну на двоих.
Проблема невезения, как читатель помнит, постоянно преследовала Шарля Перикура. Много раз он верил, что сумел перехитрить рок, который, по его мнению, всегда давил на него. И он никогда не был к этому так близко, как в тот вечер.
Сегодня был великий день, только что, час назад, но все кончено, слишком поздно, будь у него револьвер, он бы пустил себе пулю в лоб. Он слушал свое дыхание, прерывистое и сиплое, ему казалось, что у него начинаются предсмертные хрипы, что он сейчас умрет.
– Да все будет! – сказал Бертомье. – Полно, Шарль! Не волнуйтесь, на это нужно время.
Он пригласил на ужин Бертомье, депутата, который был в курсе дел; к сожалению, кроме изрядного аппетита, тот ничего с собой не прихватил и ел за четверых.
– Правительство увеличит подоходный налог на десять процентов, – бросил Бертомье, терзая кусок шоколадного торта, – им придется сделать что-нибудь, чтобы успокоить налогоплательщиков.
Это Шарль и сам знал, спасибо большое!
За четыре года долг страны увеличился на четырнадцать миллиардов. Требовалось выручать государственную казну, урезать зарплаты чиновникам, отщипнуть от коммунальных служб, подумывали о введении косвенных налогов на автомобили, на кремень для зажигалок, на такси, пришлось все же ударить и по доходам, так как каждый думал, что платит больше, чем сосед, власти обещали усилить налоговый контроль, от которого ожидалось поступление в семьсот пятьдесят миллионов.
Вот тут удача и улыбнулась Шарлю.
Правительство готовило законопроект, чтобы отслеживать уклонение от уплаты налогов. Собирались создать парламентскую комиссию, чтобы изучить, исправить и дополнить проект. Демократическому альянсу досталось только Министерство военно-морского флота, для сохранения правительственного баланса рекомендовано было сделать шаг в его сторону. И прозвучало имя Шарля Перикура!
Чтобы понять его волнение, следует знать, что комиссии в то время были настолько влиятельными, что могли диктовать некоторые свои пожелания правительству, министры боялись объясняться перед ними и проводили там иногда неприятные пятнадцать минут.
Огромная удача для Шарля.
Состоятся выборы, в которых оппозиция принципиально участвовать не должна. Слухи, что он может быть единственным кандидатом на пост председателя комиссии, распространились за последние двое суток, многие коллеги уже пришли поздравить его, Шарль нервно уворачивался, сглазят мне еще.
