* * *
Неведомые силы подбросили Бергера, он проснулся и сел. Он смотрел невидящим взглядом на лодочный дом, пока зрение снова не начало различать предметы. Среди прочего он различил Молли Блум. Она достала из принтера распечатанную фотографию и показала ее Бергеру. На снимке был скелет Симона Лундберга.
– Он охотится за мной, – неразборчиво пробормотал Бергер.
Блум закрепила фото на доске и посмотрела на Бергера. Но ничего не сказала. Бергер выбрался из спального мешка, встал и продолжил мысль:
– Он ненавидит меня больше, чем мне помнилось. Я приукрашивал свои воспоминания.
– Именно так и выживают, – сказала Блум. – Что тебе приснилось?
На ней снова были армейские брюки и спортивная куртка.
И все же она выглядела как-то иначе. Бергер проигнорировал этот факт и нетвердыми шагами направился к доске. Там он постоял какое-то время, разглядывая портреты жертв Вильяма Ларссона.
– Ты была у футбольных ворот? – спросил он.
Блум посмотрела на него со своим слишком пристальным вниманием.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Вильяма привязали к штанге. Это было после лодочного домика, ранним летом. Вокруг собралась компания девочек. Ты была среди них?
Блум покачала головой.
– Я старалась держаться подальше от всех до самого конца учебного года.
– Думаю, все твои подруги там были. И я бил его по члену. Мокрым полотенцем.
– Вильяма?
– Да. Фу, черт.
Он впервые посмотрел ей в глаза. В них он прочел сочувствие.
Он не был уверен, что хочет, чтобы она ему сочувствовала.
Она кивнула, словно хотела скорее выйти из этой тупиковой ситуации, и сказала Бергеру, который до сих пор стоял почти голый:
– Иди мойся. Там на улице стоит шампунь.
Тогда он понял, что в ней изменилось. Вроде бы у нее слегка влажные волосы?
Он постоял под нависающим над дверью козырьком, глядя на занавес из дождя, опустившийся над всем Эдсвикеном. Потом глубоко вздохнул, взял с перил флакон с шампунем и сделал три шага вниз по лестнице, пока ломота не поднялась от пальцев ног по всему телу. Тогда он спрыгнул в воду. Она доходила ему до пояса. Он как будто увидел в свете молнии весь свой мозг, каждое движение мысли в данный конкретный момент. Бергер окунулся в воду целиком и ощутил парализующий холод и – яснее, чем когда-либо – что Вильям чего-то от них хочет. Хочет поговорить с ними. Хочет рассказать историю. И в конце этой истории будет много боли и много смерти.
Точка, поставленная смертью.
Но тут его легкие рассказали другую историю, о том, что он должен подняться из ледяного холода, и когда Бергер вынырнул, в его мозгу крутилось новое имя. Его осенило. Пока он мылился, его усилия были направлены на то, чтобы закрученные спиралями синапсы сохранили его озарение.
Через несколько минут он ворвался внутрь, замотанный в полотенце, и крикнул:
– Антон.
Блум стояла и смотрела на семь жертв. Бергер заметил, как она быстро вытерла уголок глаза. Потом обернулась.
– Что?
– Антон, – повторил он. – Главный тиран в нашем классе. Ты его не помнишь?
– Я училась в другом классе, как ты знаешь. Я была в восьмом классе, когда ты был в девятом.
– Но ты помнишь день святой Люсии? Когда они приклеили корону к волосам Вильяма?
Он видел, как она мысленно переносится на годы назад, куда ей совсем не хочется возвращаться.
– Помню, – наконец, ответила она. – Там было три девятиклассника.
– Антон, Микке и Фреддан. Антон – это тот, кто велел Вильяму петь.
– А, этот. «А теперь пой, черт возьми, не стесняйся».
– Прямо слово в слово, – удивился Бергер.
– Я помню слишком много. И что там с Антоном?
– Именно он привязал Вильяма к воротам и стянул с него штаны, а потом позвал туда девочек, чтобы они посмотрели, как он будет его унижать.
– И предложил тебе поучаствовать?
– Я пришел в ярость, – сказал Бергер. – Может быть, внутри мне казалось, что я хлещу себя. Я пытался выбить из себя трусость.
– Что было еще большей трусостью.
– Знаю, – глухо ответил Бергер. – Но если Вильям вернулся теперь в Хеленелунд и если все дело в мести за прошлые оскорбления, разве мог он оставить в покое Антона?
– А, – снова сказала Блум. – Ты можешь его найти?
– Попытаюсь, – кивнул Бергер и направился к компьютеру.
Он знал имя, знал год рождения, даже приблизительно помнил дату рождения. Потребовалось не так уж много времени, чтобы отыскать Антона Бергмарка.
– Слесарь-водопроводчик, – отчитался Бергер. – Остался в Соллентуне. Работал в фирме у отца десять лет. Унаследовал ее. Называл себя генеральным директором. Потом оформлена нетрудоспособность.
– Нетрудоспособность? С каких пор?
– Три года. Два с половиной года назад досрочно вышел на пенсию.
– Ощутимая перемена. От генерального директора до досрочного пенсионера за полгода. Естественным объяснением является, конечно, та или иная зависимость?
– Слишком много деловых ужинов с кокаином на десерт? – предположил Бергер. – Не кажется невероятным. Фирма пошла на дно, банкротство. Развод со второй женой незадолго до этого. Она получила опеку над тремя детьми, один из которых даже был не ее, а Антона Бергмарка от первого брака.
– Запрет на общение с отцом?
– Не нахожу ничего такого. Зато есть адрес.
– Дай угадаю. Центр лечения от алкоголизма и наркомании?
– Пансионат «Ласточка», – сказал Бергер. – В центре Соллентуны.
Еще не добравшись до цели, они начали замечать признаки того, что что-то не сходится. Пансионат «Ласточка» занимал пару этажей в одном из огромных домов на улице Мальмвеген в Соллентуне, и в длинных коридорах висело многовато для центра лечения от алкоголизма и наркомании вышитых крестиком пословиц в духе «Мой дом – моя крепость» и «В гостях хорошо, а дома лучше». Когда им навстречу выехало первое инвалидное кресло и как минимум девяностошестилетняя дама встретила их словами: «Господин и госпожа Эльфенбен, уже пора выливать горшки?» – их подозрения окрепли. Потом появилась медсестра, вопросительно посмотревшая на гостей. Бергер достал свое удостоверение и спросил:
– Какова специализация пансионата «Ласточка»?
Их удивило, что медсестра засмеялась, прежде чем ответить.
– Когда-то такая специализация называлась гериатрическое отделение.
– Пожилые люди с деменцией, которые ожидают смерти?
– Не только. У нас есть несколько пациентов помоложе.
