Она пристально посмотрела в его темные глаза, пытаясь понять, что он действительно испытывает. Тарик, словно почувствовав, что она хочет поговорить с братом, всмотрелся в другой конец зала и помахал кому‐то.
– Честно говоря, видеть знакомые лица оказалось приятнее, чем я ожидал.
– Не так уж это и ошеломляет. Верно?
Он немного подумал.
– Испытываю неожиданное утешение. И даже от этого трудно.
– По-прежнему поэт, – улыбнулась она, покачав головой.
Ведущий вышел на помост и объявил, что настало время никаха. Двое мулл, представлявших ее и Тарика, приблизились к помосту, и хотя она знала, что сегодняшняя ночь вела именно к этому, сотня крошечных крылышек затрепетали в животе, и голова закружилась.
– Удачи, – прошептал Амар, поцеловал уголок ее лба и встал. Ей так не хотелось, чтобы он уходил. Она бы подержала его за руку. Поблагодарила за приезд, взяла бы с него обещание в скором времени побольше рассказать о стряпне, обо всем на свете. Но он уже шагнул к Тарику, чтобы пожать ему руку. Обнял будущего зятя. «После того как ты сбежал, я стала спать с открытым окном, – едва не вырвалось у нее. – Даже сейчас, когда идет дождь, я немного колеблюсь, прежде чем закрыть окно». Но времени не было. Амар спустился вниз. Она наблюдала, как он слился с другими костюмами в толпе.
Ведущий попросил тишины. Хадия смотрела на свои ладони не потому, что пыталась выглядеть такой застенчивой, как хотела мама, но потому, что внезапно почувствовала: эти десять минут скрепят ее решение, и она хотела полностью отдаться моменту. Голова по‐прежнему кружилась. Все ерзают на стульях. Свет люстры отбрасывает причудливые тени. Она щурится, когда смотрит наверх. Скоро расстояние между ней и Тариком немного уменьшится. Фотограф начнет делать снимки, и ей позволят открыто касаться его, громко смеяться. Мама и папа наконец перестанут расстраиваться из‐за того, что они с Тариком вместе, но никак не поженятся. Она станет женой. Какое странное и архаичное слово! Она вместе с Тариком переедет в новую квартиру на Среднем Западе, где они получили работу.
Муллы начали читать стихи, которых она не понимала. Тетушка протянула ей Коран и шепотом велела читать. Подруги подняли над ней красную ткань, и освещение снизу изменилось. Хадия взглянула на Худу и Дани, прилетевшую на свадьбу с другого конца страны, их глаза были полны слез. Замужние женщины из общины стали растирать сладкую кукурузу, превращая ее в хлопья, которые падали на красную сетку. Руки Хадии дрожали. Тарик смотрел на нее так, как во время экзаменов. Каким образом она совершила столь невероятный прыжок, с таким упрямством, с такой непреклонной смелостью отстаивая свое решение? Когда‐то она была лишь девушкой, выкрасившей прядь волос в синий свет, и в какой восторг привела ее такая мелочь, позволившая взять жизнь в собственные руки!
Она оглядела толпу. Мамины губы быстро двигались: она молилась за дочь. Хадия успокоилась. Ей тоже следовало бы за что‐то молиться. Мама всегда твердила им, что следует молчать во время никаха и вложить всю энергию в молитву, что это священное время, когда что‐то невидимое во Вселенной раскрывается и оттуда сходят ангелы, чтобы стать свидетелями памятного события. «Пожалуйста, Боже, – молилась она. – Пусть наш брак будет удачным и счастливым. Дай нам сохранить, что имеем. Позволь нам создать любящую семью. И пусть я всегда буду чувствовать, что это моя жизнь, и дай прожить ее достойно, со смыслом и до конца».
* * *
У Тарика было крепкое рукопожатие, резкие черты лица и спокойный характер. Он казался расслабленным даже на сцене, на глазах у всех. Он будет хорошим мужем для Хадии. Хадия была подвержена приступам беспокойства, одержима планированием. И она была не из тех, кто легко меняет планы в последнюю минуту и способен расслабиться. Тарик из кожи вон лез, чтобы быть любезным с Амаром. Он первым помахал Амару, увидев, как тот идет к помосту, и сказал: «Ты, должно быть, Амар». Тарик задавал ему вопросы с искренним любопытством и интересом, и Амар не уклонялся от них, по крайней мере открыто.
Сейчас Амар смотрел на жениха и невесту. Над Хадией держали красную ткань, подобно балдахину. Менее чем через двадцать минут он тайком выберется во двор. Он ищет Амиру взглядом. Она так же, как и он, нервничает и не находит себе места? Вот она – сидит за средним столом рядом с матерью. Из уважения к церемонии никаха накрыла голову дупаттой, так что на виду были одни браслеты. Тетушка Сиима постарела. В зале царила абсолютная тишина. Если он посмотрит на свои руки, если молитвенно их сложит, захочется ли ему помолиться? Если нужно молиться за семейную жизнь Хадии с Тариком, сумеет ли он заставить себя сделать это?
Амар узнал муллу Бакира. Много лет он стоял в мечети, слушая, как читает молитвы мулла Бакир, сидел в мечети, когда тот произносил речи. К тому времени как Амару исполнилось шестнадцать, стало ясно, что он не будет похож на других мальчишек из общины, которые помогали приносить и раздавать еду, а также убирали со столов, когда речи заканчивались. Это они сидели в первом ряду и внимательно слушали, а потом вскидывали руки, готовые забросать муллу вопросами. Но мулла Бакир никогда не менял отношения к Амару, продолжал с доброй улыбкой приветствовать его, словно он был таким же, как остальные мальчики.
Даже дети, сидевшие рядом с родителями, получили приказ не шевелиться и сложить руки вместе, словно подставляя их под невидимую струю воды. Он же не хотел ждать. Он оглядывался, пока не заметил родителей, стоявших бок о бок, лицом к помосту. Мама закрывала рукой рот, как всегда, когда боялась, что заплачет. Отец держал руки за спиной.
Никах подходил к концу. Мулла Бакир призвал всех молиться. В зале по‐прежнему тихо. Он чувствовал, что все гости погружены в осознание важности этого момента. Амар опустил глаза на свои руки. Подушечкой большого пальца левой руки он растирал костяшку большого пальца правой. Амар крепко сжал челюсти, чтобы не произнести про себя ни слова, но все же в голову пришла мысль: «Боже, если ты здесь и слышишь меня, дай Хадие счастливую жизнь и настоящую любовь. Пусть муж уважает ее, боготворит и будет нежен».
* * *
Церемония закончена. Ее дочь вышла замуж. Лейла, к своему удивлению, обнаружила, что плачет. Она крепко зажимала рот, но слезы лились рекой. Скоро она заставит себя остановиться, но пока что отдалась потоку эмоций. Хадия смотрела на лежавший на коленях Коран, и Лейла на мгновение увидела девочку, которой она была, слишком маленькую для своего возраста и такую смышленую; люди в бакалейных магазинчиках видели в ней что‐то такое, чего Лейла, постоянно находившаяся рядом с дочерью и не имевшая других детей, с которыми можно было ее сравнить, не замечала. Теперь ее первый ребенок выходит замуж, и она чувствовала, как благодарна Богу. Рафик положил на ее плечо тяжелую руку. Она повернулась к нему. Его глаза тоже блестели. Когда он кивнул ей, она поняла: они вместе подошли к этому моменту.
– Mubarak, – сказал он ей, и она повторила то же самое, «поздравляю».
Их окружила толпа гостей, прежде чем они успели поздравить дочь и зятя. Лейла и Рафик отошли друг от друга. Лейла обнимала женщин одну за другой, Рафик пожимал руки всем мужчинам. Лейла двигалась по инерции, губы сами произносили «спасибо», но в голове было пусто. Каждый раз, когда людской поток редел, она смотрела на дочь, от которой исходило сияние – именно сияние, словно то, что мать говорила ей в детстве, было правдой: всего раз в жизни человека во время никаха небеса разверзались, и ангелы спускались, осыпая новобрачных благословениями.
