«Вот он, ответ на мой вопрос», – подумал Шон и тронулся по равнине в сторону дыма.
Судя по многочисленным зулусам, снующим между деревьями, догадка его оказалась правильной. Здесь могли располагаться только колониальные войска: у каждого солдата свой личный вассал. Да и фургоны поставлены в круг, как это принято у местных колонистов. С теплым чувством, будто после долгих блужданий он вернулся домой, Шон подъехал к первому же белому человеку, которого увидел.
Этот джентльмен сидел в тени мимозы в эмалированной поясной ванне, погрузившись по пояс в воду, в то время как черный слуга подливал ему туда из большого черного же чайника горячую водичку.
– Здравствуйте, – приветствовал его Шон.
Мужчина оторвался от книги, вынул изо рта сигару и ответил на приветствие.
– Я ищу тут разведчиков, – сказал Шон.
– Ваши поиски закончились, друг мой. Присаживайтесь, – сказал он. И обратился к слуге: – Принеси-ка для нкози чашечку кофе.
Благодарный Шон опустился на стоящий рядом с ванной стул, сплетенный из сыромятной кожи, и вытянул перед собой ноги. Хозяин ванны отложил в сторону книгу и принялся намыливать волосатую грудь и подмышки, одновременно с оценивающей откровенностью изучая Шона.
– Кто у вас командир? – спросил Шон.
– Хотите с ним познакомиться?
– Да.
Купающийся разинул рот и заорал:
– Эй! Тим!
– Чего тебе надо? – донесся отклик из ближайшего фургона.
– Тут какой-то парень хочет тебя видеть.
– Чего ему надо?
– Говорит, что хочет потолковать с тобой насчет своей дочери.
Наступило долгое молчание, – видимо, человек в фургоне переваривал информацию.
– Как он выглядит?
– Здоровенный и с дробовиком.
– Шутишь!
– Черта с два! Говорит, если не выйдешь, он сам к тебе придет.
Брезент фургона осторожно приподнялся, и в щелке показался человеческий глаз. За этим последовал такой дикий рев, что Шон испуганно вскочил на ноги. Брезент был отброшен, и из фургона выпрыгнул сам командир отряда разведчиков. Расставив руки, как борец на ковре, он двинулся на Шона. Шон мгновение смотрел на него, выпучив глаза, потом тоже заорал как бешеный и принял низкую бойцовскую стойку.
– А-а-а! – снова заорал командир и бросился на Шона, но Шон встретил его грудью и обхватил обеими руками.
– Тим Кёртис, скотина ты этакая! – орал он, захлебываясь от смеха и от боли, потому что Тим не оставлял попыток с корнем выдрать у него бороду.
– Шон Кортни, сукин ты сын! – задыхаясь в объятиях Шона, не оставивших ему воздуха в легких, вторил Тим.
– Давай лучше выпьем за это дело, – сказал Шон, толкая друга.
– Раздавим бутылочку, – согласился Тим, схватил его за уши и потряс.
Наконец они оторвались друг от друга и теперь стояли, слегка смущенные от радости неожиданной встречи.
Слуга вернулся с кофе для Шона, но Тим с выражением отвращения махнул рукой:
– Вылей это пойло! Тащи сюда бутылку бренди из моего комода.
– Так вы, значит, знакомы, как я погляжу, – подал голос человек в ванне.
– Знакомы! Господи, да я целых пять лет на него вкалывал! – фыркнул Тим. – Копал для него это грязное золото под землей. Хуже начальника у меня в жизни не было.
– Что ж, теперь твой черед, – усмехнулся Шон. – Я приехал, чтобы поработать на тебя.
– Ты слышал, Саул? Этот идиот хочет к нам.
– Mazeltov
[57], – произнес сидящий в ванне.
Он окунул кончик сигары в воду, чтобы погасить, и, отбросив ее в сторону, поднялся и протянул Шону мыльную руку:
– Добро пожаловать в легион пропащих. Меня зовут Саул Фридман. А ваше имя, догадываюсь, Шон Кортни. И где же бутылочка? Надо отметить ваше прибытие.
На шум сбежались другие из своих фургонов, и Шона представили каждому. Униформа у разведчиков состояла из гимнастерки цвета хаки без знаков различия и всяких лычек, широкополой шляпы и штанов галифе. Всего набралось десять человек. Отличная и бравая на вид компания пришлась Шону по вкусу.
Голый Саул, обмотав чресла полотенцем, взял на себя роль виночерпия. Все с удобствами расселись в тенечке и приступили к распитию. Первые двадцать минут Тим Кёртис развлекал их биографическими и биологическими подробностями карьеры Шона, к которым Саул добавлял свои комментарии, неизменно встречаемые ревом хохота. Видно было, что Саул – остряк и душа компании и с этой ролью справлялся отлично. Он был здесь самый молодой, лет двадцать пять, не больше, и к тому же самый маленький. Худенькое тело сплошь покрывали волосы. Несмотря на чрезвычайно некрасивую внешность, парень обладал немалым обаянием. Шону он очень понравился.
Через час, когда благодаря бренди они дошли до той стадии серьезности, что всегда предшествует следующей стадии безудержного и дикого смеха, Шон обратился к Тиму с вопросом:
– Капитан Кёртис…
– Лейтенант, и не забывай этого, – поправил его Тим.
– Хорошо, пусть будет лейтенант. Скажи-ка мне вот что: в чем заключается наша работа и когда мы должны ее исполнять?
Тим хмуро заглянул в свой пустой стакан, потом посмотрел на Саула.
– Доложи, – отдал он распоряжение подчиненному.
– Как я уже заметил ранее, мы – легион пропащих. Люди смотрят на нас с жалостью и легким смущением. Завидев нас, они переходят на другую сторону улицы, осеняют себя крестным знамением и бормочут заклинания от дурного глаза. Мы живем здесь, как в маленькой колонии прокаженных.
– Почему это?
– Ну, прежде всего потому, что в натальской армии нас считают паршивыми выродками. А виноват в этом один офицер, который, несмотря на внушительный набор медалей на груди, не внушает доверия у юных дам. Он служит старшим офицером связи Генерального штаба колониальных войск. Подполковник Гаррик Кортни, кавалер креста Виктории и ордена «За боевые заслуги».
Лицо Саула вдруг изменилось, он сделал паузу.
– Надеюсь, не твой родственник?
– Нет, – без колебаний соврал Шон.
– Слава богу, – сказал Саул и продолжил: – Так вот, поэтому все нас и жалеют. Абсурд ситуации заключается в том, что никто не признает нашего официального существования. Даже постановке на довольствие должен предшествовать достойный комической оперы диалог между Тимом и начальником снабжения. Но мы называемся «разведчиками», и все ждут от нас, что мы отправимся в тыл врага и хоть чуть-чуть займемся там разведкой. Так что каким-то странным манером в неудаче генерала Буллера за три месяца продвинуться хотя бы на сотню ярдов вперед обвиняют именно нас.
