– Ладно, – говорит Ривка, – пойдем в дом. – Она берет меня за руку. – Пора.
Если бы я не была уже влюблена в Зака, а я влюблена, я бы без памяти влюбилась в него сегодня вечером. Он приковывает к себе внимание всех присутствующих. Руководит группой в совершении седера и объясняет каждый этап вечера для тех, кто никогда прежде не принимал участия в седере, а таких подавляющее большинство. Он постоянно переводит разговор с древнего прошлого к настоящему. Я испытываю гордость от того, что сижу рядом с ним.
Мы подходим к той части седера, где младший ребенок должен задать Четыре Вопроса. Так как за нашим столом в этот Песах нет детей, эта обязанность достается моему младшему брату Джейку, самому юному из нас, кого, кажется, раздражает, что на этот факт было обращено всеобщее внимание. Мне неважно, что думает Джейк. Для меня, как ни крути, он навсегда останется маленьким мальчиком со светлыми волосами, веснушчатым носом и зубами, как у Багза Банни
[49], хотя сегодня вечером невозможно не признать, что он стал сногсшибательным молодым мужчиной. Когда он встает, чтобы заговорить, я едва не падаю со стула из-за силы любви, которую я к нему испытываю. Вопросы, которые Джейк зачитывает из Агады, спрашивают о том, чем эта ночь отличается ото всех прочих ночей. Почему мы едим мацу? Зачем мы едим горькие травы? Для чего мы макаем зелень в соленую воду? И так далее. Но для меня ответ на главный вопрос, вопрос – чем эта ночь отличается от всех остальных, – предельно ясен. Просто приглядитесь повнимательнее к тем, кто сидит за столом.
Здесь матери и отцы. Здесь сыновья и дочери. Здесь братья и сестры. Здесь друзья, которые друг другу как братья и сестры. Здесь представлены все возможные варианты семьи.
Я снова размышляю о семейных древах. Думаю о семейном древе Ривки, включающем Мордехая, Ханну и всех ее братьев и сестер, и где-то там появляется ответвление, включающее меня, а следовательно, и Джейка с мамой и папой, а потом дерево выпускает новые изогнутые ветви для ее друзей – Лилы, Елены и Вэла.
Я думаю о своем семейном древе. О том, как я ошибалась все эти годы, представляя его голым.
Эпилог
Ривка умерла в конце апреля, почти сразу после того, как мне исполнилось семнадцать лет. Она умерла дома, в ее любимом доме в Уэллфлите, в окружении друзей и некоторых родственников. Я была там. Как и ее сестра Девора. И хотя все мы были готовы к этому дню, хотя мы знали, что он скоро настанет, в итоге ничто не смогло подготовить меня к этому. Я все еще пытаюсь осмыслить это – то, как жизнь покидает кого-то, настолько полного жизни. Простите меня, но это все, что я могу рассказать об этом дне.
Она была похоронена на следующее утро вниз по улице от ее дома. Попрощаться с ней собралась небольшая группа. С помощью Зака и рабби Кляйна мне удалось прочитать каддиш над ее могилой – еврейскую заупокойную молитву. Мордехаю бы это не понравилось, если бы он там присутствовал. Традиционно каддиш читают мужчины, и многие считают проблемой отсутствие сыновей, так как никто из детей не сможет прочитать над тобой каддиш, когда ты умрешь. Но Мордехая там не было. А у Ривки была я, ее дочь. Я смогла встать у ее могилы, прочитать каддиш и сказать:
– Алеха ха-шалом. Покойся с миром.
Мордехай почтил память Ривки тем способом, который знал. Он устроил шиву на неделю в своем доме, в сопровождении своих живых детей, принимая постоянный поток посетителей из своей общины. И на третий день шивы объявилась я.
Это не стало чем-то шокирующим, как можно было бы себе представить. Это не был один из тех моментов с громкими охами-ахами и отпадающими челюстями. Я явилась, как полагается, одетая в длинную юбку, и пошла прямо к Мордехаю. Он сидел в кресле, сложив руки на коленях. Он выглядел точно так же, как на моих фотографиях, хотя в его бороде наконец появилась седина. Я пододвинула стул и села прямо напротив него.
– Позвольте мне представиться, – сказала я.
– В этом нет необходимости. Я знаю, кто ты.
Он застал меня врасплох. Я не знала, что ответить.
– Ты так похожа на нее, – сказал он.
Я пропускаю это мимо ушей:
– Сочувствую вашей утрате.
– А я сочувствую твоей.
Вот и все. Что еще мне нужно было сказать этому мужчине, который, по случайному стечению обстоятельств, был моим дедушкой? Что я тоже сочувствую своей потере? Что мне жаль, что я потеряла Ривку, будучи знакомой с ней лишь столь короткий промежуток времени? Что мне жаль, что я упустила возможность знать ее с самого начала?
Я быстро осмотрела дом. Даже прокралась наверх и нашла комнату, где, как мне представляется, Ривка спала со своими сестрами. Увидела аккуратно заправленную кровать (единственную в комнате, хотя тогда их должно было быть три) и подумала о Ривке, шестнадцатилетней девушке, лежащей в темноте, уставившись в потолок, убитой бессердечностью парня по имени Джо и напуганной странными и таинственными изменениями внутри нее.
Я спустилась обратно вниз и кратко поговорила с Деворой. Я видела, как все остальные дети Левинов и их семьи игнорировали меня то ли потому, что понятия не имели, кто я, то ли потому, что точно знали, кто я такая.
Уже собираясь уходить, я снова пошла к Мордехаю. Я нашла его на кухне одного, смотрящего в окно. Наш разговор с ним был не окончен.
– Как давно вы обо мне узнали?
– Я знал, – ответил он.
– Знали когда? Когда она была беременна?
– Конечно.
– Почему вы ничего не сделали? Почему ничего не сказали ей?
– Потому что любил ее больше, чем кого-либо.
– Она видела все иначе. Она чувствовала себя покинутой вами.
– К несчастью.
– Да. К несчастью.
– У меня не было выбора.
– Выбор есть всегда. Жизнь – ничего более, кроме как результат всех наших решений.
– Если это так, тогда, думаю, я принимал верные решения.
Я обратила внимание на кисти его рук. Они были большими, мощными и абсолютно неподвижными – он держал руки по бокам. Мои же, как я заметила, дрожали.
– При всем должном уважении, реббе, я не согласна.
– Это твой выбор.
Вот теперь наш разговор был окончен. Я развернулась, вышла из дома реббе и отправилась домой. Я бы солгала, если бы не сказала вам, что крошечная часть меня воображала, будто для меня возможно слезливое воссоединение с этим мужчиной. Что мы найдем что-то общее между нами и придем к своего рода отношениям дедушки с внучкой. Но теперь я знаю, что это была лишь фантазия. Детская фантазия. За этот год я узнала достаточно, чтобы понимать, что жизнь может удивить, но обычно не так, как мы себе это представляем.
Мне удалось закончить школьный год с приличными оценками. Изучение словарных слов оправдало себя. Я получила высшую оценку по SAT. Я должна пройти в выбранный мной колледж. По крайней мере, так говорит мистер Макадамс.
