Придя домой, Гретхен подвергла себя, как и собиралась, добровольной экзекуции: занялась с братом математикой. Гансик был не просто счастлив. Он был на седьмом небе от счастья. Они занимались и занимались, а ему все было мало! В какой-то момент он доверительно сообщил Гретхен:
– Может быть, я все-таки в пятницу сдам экзамен… Тогда на лето у меня останется один английский! И получатся не каникулы, а раздолье!
Вечером Гретхен никуда не пошла и провела все время перед телевизором. Всякий раз, когда звонил телефон, она вздрагивала – от страха, что это может быть Хинцель. Страхи ее были безосновательны: Хинцель не звонил.
Во вторник, на большой перемене, Гретхен сказала Флориану:
– Выйдем в коридор, мне нужно с тобой поговорить!
– Окей, – согласился Флориан и пошагал за Гретхен.
Гретхен не стала ходить вокруг да около.
– Флориан, я приняла окончательное решение. Я не поеду путешествовать по Европе! – объявила она.
Флориан не дал ей договорить.
– Ну не дури! – он приобнял Гретхен, не обращая внимания на дежурного учителя, профессора Хюбнера, который стоял всего в нескольких метрах от них. – Ты чего, в самом деле? Хавронья просто под руку мне подвернулась! Ничего серьезного! Она мне даром не нужна!
– Дело не в этом, – сказала Гретхен и высвободилась из объятий Флориана. – Просто мне хочется поехать в Грецию! Там есть один такой дом…
– Но я клянусь тебе! – перебил ее Флориан. – Эта лахудра совершенно не в моем вкусе! Мне на нее плевать!
Флориан был твердо уверен в том, что Гретхен рассердилась из-за простушки и теперь хочет его просто попугать. Гретхен всеми силами пыталась разубедить его и потратила на это все время до следующего звонка на урок. Только когда Гретхен рассказала, что договорилась ехать в Грецию вместе со своим соседом Конни, до Флориана наконец дошло, что Гретхен вовсе не устраивает сцену ревности, а говорит всерьез. В ответ он разразился проклятиями – ругался как последний грузчик и дошел до того, что даже обозвал Гретхен «подлой тварью, каких свет не видывал».
На следующем уроке – у них был английский – Флориан перекинул Гретхен записку. Там было написано: «Это твое последнее слово?» Гретхен прочитала послание, скомкала бумажку и кивнула Флориану. Через несколько минут она снова получила записку: «Если так, между нами всё кончено!»
«Всё» было подчеркнуто три раза.
Гретхен вырвала из блокнота листок и написала: «Что – всё?» Она сложила свое послание и перебросила его Флориану. Тот прочитал вопрос, в ярости вырвал из середины словарной тетради сдвоенный лист и что-то написал на нем. В этот момент сзади к нему приблизилась англичанка, но Флориан ничего не видел вокруг. В ту секунду, когда Флориан собрался уже свернуть бумажку, англичанка цапнула записку у него прямо из рук и громко прочитала, глумливо улыбаясь при этом: «Наша любовь, дубина!» Она покачала укоризненно головой и сказала:
– На письме желательно использовать полные предложения, дорогой господин Кальб!
Если Флориан приходил в ярость, то уже не разбирал, кто перед ним и стоит ли на данное лицо выливать свою злость.
– А это вообще не ваше собачье дело! – прошипел он сквозь зубы и выхватил свое письмо из рук англичанки, чтобы тут же разорвать его в клочья.
Англичанка покраснела до ушей. В ее пронзительно-голубых глазах вспыхнуло пламя возмущения.
– Разве так можно поступать? – проговорил Отто Хорнек тоном строгого, но добродушного папаши. – Это сугубо личная сфера, охраняется законом о защите персональных данных!
– Вот именно! – поддержали его со всех сторон.
– А потом еще удивляются, почему им грубят! – подала голос Урсула № 1.
– А нападать со спины – вообще подлость! – подхватила Урсула № 2.
Англичанка молча выслушала эти негодующие реплики. Потом подошла к своему столу, достала пачку копий какой-то газетной статьи, бросила ее, не глядя, на первую попавшуюся парту и рявкнула:
– Раздать!
– Слушаюсь, мой генерал! – отозвалась Юдит, ставшая счастливой обладательницей раздаточного материала.
– К концу года совсем уже распустились! – буркнула англичанка.
– Вы тоже! – ответил кто-то с задней парты.
Англичанка сделала вид, что не услышала этой фразы.
После английского Флориан подошел к Гретхен и шваркнул ей на парту красную ручку и зеленые часы «Свотч». Ручку она подарила ему на Рождество, часы – на день рождения.
– Вот, получи свое барахло назад! – прокричал он. – Мне от тебя ничего не нужно!
Затем он вернулся на свое место, достал из портфеля очередной выпуск «Микки Мауса» и сделал вид, что в настоящий момент его решительно ничего не интересует, кроме дядюшки Скруджа и Дональда Дака.
– Официальный развод состоялся! – провозгласил Отто Хорнек.
– Вот придурок-то! – сказала Гретхен.
Она убрала ручку и часы в рюкзак, стараясь сохранить невозмутимый вид. Что, судя по всему, удалось ей в полной мере. Во всяком случае, Урсула № 1 отметила это и выразила свое восхищение:
– Потрясающе, Гретхен! Какое хладнокровие! Ты холодна, как нос у собаки! Вот бы мне так научиться!
Габриэла собралась после школы, по обыкновению, отправиться в «Ваксельбергер». Гретхен отказалась. Она не имела ни малейшего желания обсасывать детали всей этой дурацкой истории. А Габриэле как раз именно этого и хотелось.
– Печалишься, старушка? – спросила сочувственно Габриэла.
Гретхен кивнула, хотя никакой особой печали не испытывала. И это ее саму удивляло. Ведь что ни говори, только что развалился ее роман, который продолжался три года! И тем не менее ее состояние духа – в общем и целом – можно было обозначить как крайне раздраженное, она просто страшно разозлилась, и не более того. Она ожидала, что Флориан впадет в ярость, будет негодовать, возмущаться, но что он вот так по-детски, да еще в присутствии всего класса, станет возвращать подарки и тем самым поставит жирную точку в их отношениях – на это, конечно, она не рассчитывала. Еще, чего доброго, теперь потребует вернуть и его подарки – гребенку, серебряный браслетик, туалетную воду «Диор» и прочую дребедень! С него станется!
– Завтра на брюхе приползет мириться, вот увидишь! – сказала Габриэла на прощанье, когда они дошли до угла возле «Ваксельбергера».
– Вот уж этого мне не надо! Я уже сыта по горло! – ответила Гретхен.
Габриэла пошла в «Ваксельбергер», Гретхен – домой. «Мама права, – думала она по дороге. – Он просто самовлюбленный баран! Для него ничего не существует, кроме собственных желаний! Он даже не дал мне рассказать о моем сказочном доме! Ну и ладно, плевать! Он все равно не понял бы ничего! Хотя человек, который якобы любит меня больше всего на свете, должен все-таки понимать, почему мне чего-то непременно хочется! А даже если, допустим, не понимает, то все равно ведь можно пойти навстречу! Только так должна выглядеть настоящая любовь! А раз так не получается, то и не нужно мне ничего!»
