– Но мне-то увольнение точно не грозит! – ответила на это Гретхен.
– Что это за подход?! У человека должно быть представление о трудовой этике! – возмутился папа.
– Ах, папа, папа! – Гретхен поднялась и устроилась на подлокотнике папиного кресла. Она ткнулась носом папе в макушку. Его черные кудрявые волосы пахли ромашкой и табаком. – Ну что ты все в одну кучу валишь?! – Гретхен запустила руку в папину шевелюру и принялась тихонько перебирать его кудри. – При чем тут трудовая мораль и всякое такое?! Я же не майский жук, которого можно посадить в спичечный коробок – и кончено! Я майский жук, который летает на свободе!
Папа вздохнул. Он чувствовал себя совершенно безоружным, когда его гладили по головке.
– Ну конечно, – проговорил он, – вы все у меня свободные жуки, а я – жирная личинка, которая с места сдвинуться не может!
– Ну что ты такое говоришь, папа! – воскликнула Гретхен и чмокнула его в макушку. – Ты папа-жук, который радуется тому, что его дочка научилась так здорово летать! Верно? Ты ведь рад?
– Нет, – буркнул папа.
Гретхен посмотрела сверху на папины усы, по-прежнему имевшие весьма унылый вид, и наклонилась, чтобы навертеть веселых восклицательных знаков.
– Оставь! – Папа отмахнулся от Гретхен и поднялся с кресла. Бурча что-то себе под нос, он вышел из гостиной.
Гретхен почесала живот и подумала: «Нда, этому уже ничем не поможешь!»
Вскоре после этого вернулись мама с Магдой, ездившие в магазин. Магда сразу спросила, как чувствует себе Пепи и в состоянии ли он сегодня-завтра принимать гостей. А мама спросила, как чувствует себя папа и не устроил ли он Гретхен скандал. Гретхен сообщила Магде, что Пепи хотя еще и не поправился окончательно, но гостей принимать может, если только гости сами не боятся заразиться. Маме же она тихонько прошептала:
– Попытался, но не вышло!
– Кто попытался? Что попытался? – стала допытываться Магда, которая прекрасно расслышала, что сказала Гретхен. – Чего вы там шушукаетесь! Что вы опять скрываете от меня?
Гретхен проигнорировала вопросы сестренки.
– I am him over, – сказала она маме. – Against me, he never comes up!
[13]
Мама рассмеялась.
– Безобразие какое! – взревела Магда. – Перестань сейчас же говорить по-английски! Это ты специально, чтобы я не поняла!
Мама решила отвлечь Магду и достала из сумки пакет мармеладных мишек.
– Вот твои любимые конфеты! – сказала мама.
Но мишки сейчас совершенно не интересовали Магду.
– Раз ты такая вредина, то и я буду вредничать! – выкрикнула она. – И ни за что не передам тебе то, что меня просили тебе обязательно передать! Вот так!
– Do, what you not can let
[14], – сказала Гретхен Магде. Гретхен любила иногда подразнить сестру.
– Не скажу тебе ничего-ничего-ничегошеньки! – завизжала Магда.
Гретхен стала помогать маме разгружать покупки: часть пошла в холодильник, часть она рассовала по шкафам.
– One day, sister, I cut up your tongue!
[15] – продолжила урок английского Гретхен. Она не думала, что Магде есть что сообщить ей.
– Это очень важное известие! А я тебе ничего не скажу! – Магда уже совсем разошлась и верещала как резаная.
Мама зажала уши руками.
– Магда, умоляю тебя! – проговорила она. – Это невыносимо! Ты не можешь кричать потише?!
У Магды и в обычном-то состоянии был довольно громкий резкий голос, а уж когда она расходилась и начинала вопить, то можно было подумать, что рядом работает несмазанная бензопила.
– Как можно кричать тише?!!! – еще громче возмутилась Магда, схватила упаковку мишек, разорвала ее одним движением, высыпала на ладошку целую пригоршню, запихнула ее в рот и покинула кухню.
Мама отняла руки от ушей.
– С характером дамочка! – сказала Гретхен.
– Дамочка с характером должна была тебе передать, что приходил Конни и что ему нужно срочно с тобой поговорить! – сообщила мама.
– Какой Конни? Наш сосед? – Гретхен крайне удивилась. Никаких дел у нее с соседом Конни не было, и уж тем более срочных. Он изредка захаживал к Закмайерам, чтобы попросить клещи, или спички, или соль. Иногда они сталкивались на лестнице или на трамвайной остановке, перебрасывались несколькими фразами, и все. Этим их общение и ограничивалось. В незапамятные времена, впрочем, она несколько раз встречалась с ним на вечеринках у Габриэлы. Тогда Габриэла дружила с неким Эберхардом, которого превозносила до небес, а этот Эберхард, который уже давно «растворился в пространстве», учился в одном классе с Конни.
Конни был на год старше Гретхен и уже закончил школу. Несколько дней назад он как раз сдал последний выпускной экзамен.
– Интересно, что ему надо? – задумалась Гретхен и сунула прядку волос в рот.
– Может, он вдруг воспылал к тебе страстной любовью! – сказала мама со смехом.
– Что-то долго он разводил костер своей любви! – рассмеялась Гретхен в ответ. – Надо было раньше разводить, лет десять назад! Тогда я только и мечтала о таком кавалере!
– Вот так всегда: заветные желания имеют обыкновение исполняться с большим опозданием, когда это уже не нужно! – сказала мама.
– У Конни к тому же уже есть девушка! – продолжала Гретхен, перестав жевать прядку волос. – Ты ее не видела? С такими черными волосами… Красотка! Приходит к нему три раза в неделю и ровно за двенадцать минут до полуночи выскакивает как ошпаренная из квартиры.
Мама кивнула.
– Чтобы успеть на последний трамвай, наверное, – предположила она.
Тут в кухне появился папа и принялся изучать покупки, которые еще остались неразложенными. Гретхен отметила про себя, что усы у папы уже не такие обвислые, а вполне бодро топорщатся в разные стороны.
С радостным видом он извлек из пакета прозрачный пластмассовый стаканчик с беловатой жидкостью, в которой бултыхался желто-коричневый шарик.
– М-м-м! Копченая моцарелла! – воскликнул он, причмокивая. – Объедение! А базилик купили?
Мама молча достала из тряпичной сумки горшочек с базиликом. Папа открыл стаканчик и сунул нос внутрь – с наслаждением понюхал желто-коричневый шарик.
– Это мы сегодня будем есть или завтра? – спросил он.
Мама ничего не ответила.
Папа поставил стаканчик на стол.
