– Мы только провели мелкие подготовительные мероприятия, – сказал Хинцель.
Пепи уселся на подушки и попытался оттеснить Гретхен от Хинцеля.
– Значит, так, – проговорил Пепи с деловым видом, обращаясь к Хинцелю. – Строить будем мы вдвоем! А ты… – добавил он, повернувшись к Гретхен, – ты будешь подавать материал.
– Я вам в подсобные рабочие не нанималась! – решительно запротестовала Гретхен.
– Ты же девочка, – ответил на это Пепи. – Тебе ответственную работу не поручишь! Какая из тебя строительница вертолетов?
– Правильно говоришь! – рассмеялся Хинцель. – Вот она, молодая поросль, выросшая в феминистском окружении!
Гретхен поднялась с подушек и пошла в кухню.
«Раз так, пойду на свое место – к плите! Действительно, чем еще женщинам заниматься», – подумала она про себя. В кухне был страшный беспорядок, и Гретхен принялась его разгребать, размышляя о том, откуда у такого маленького мальчика взялись такие странные взгляды.
Два дня провела Гретхен, ухаживая за Пепи. И эти два дня она практически не спала из-за долгих ночных разговоров с Мари-Луизой, которые выливались в бурные дискуссии. И в четверг, и в пятницу Мари-Луиза приходила домой поздно, полная новых впечатлений, которыми она делилась с Гретхен, рассказывая удивительные вещи. Конгресс этот к эзотерике, как утверждала мама, никакого отношения не имел. От эзотерики Мари-Луиза уже давно отошла! Теперь она увлеклась всякими лунными теориями. Она прочитала Гретхен целую лекцию о религии луны. Луна, объяснила Мари-Луиза, воплощает женское начало, а солнце – мужское. И это мужское начало необходимо ликвидировать. А женское восстановить в правах и поставить во главу угла. Первоначально ведь, втолковывала она изумленной Гретхен, в мире царили матриархат и культ луны, и все было прекрасно. А потом на смену пришли патриархат и культ солнца, и все стало ужасно!
Мари-Луиза поведала о «богине космической ночи» и о «магической природе женского начала». А Гретхен, которую не воодушевили ни богиня луны, ни магическая природа, принялась доказывать, что феминизм возможен и безо всякой там луны и магии. Это, в свою очередь, вызвало бурный протест со стороны Мари-Луизы, которая принялась перебивать Гретхен. Но та потребовала дать ей договорить и стала убеждать Мари-Луизу в том, что можно построить простые партнерские отношения и без этих заморочек. Мари-Луиза же в ответ сказала, что Гретхен смотрит на вещи «слишком узко».
В субботу утром с чугунной головой, забитой лунными премудростями, Гретхен вернулась домой и обнаружила там угрюмого папу. Настолько угрюмого, что это было видно даже по его усам, которые не топорщились, как обычно, задорными восклицательными знаками, а казались совершенно обвислыми. Это свидетельствовало о крайней степени уныния.
Гретхен подозревала, что причина папиного угрюмого настроения заключается в ее двухдневном отсутствии, но предпочла сделать вид, будто ничего особенного не произошло.
– Ты уже завтракал, папа? – спросила она с наигранной веселостью и бодростью.
– Разумеется, – ответил он ледяным тоном.
– А мама с Магдой поехали в магазин? – задала следующий вопрос Гретхен все тем же радостным голосом.
– Полагаю, что да, – от папы по-прежнему веяло холодом.
– Слушай, пап, ты что, дуешься? – спросила Гретхен с деланым удивлением.
– Нисколько! Чего мне дуться? – язвительно ответил он. – На это нет ну совершенно никаких причин!
– Мне тоже так кажется, – миролюбиво проговорила Гретхен.
Тут папа не выдержал, и его понесло.
– Ах, тебе тоже так кажется! – закричал он. – А мне вот кажется, что ты надо мной издеваешься! Два дня прогуливаешь школу ради этого прыща малолетнего и даже не удосуживаешься на ночь прийти домой!
– Папа, выбирай выражения! Что это за прыщ малолетний? – Гретхен с укоризной покачала головой.
– Ну извини, – отозвался папа. – Вырвалось как-то. Бедняга Пепи тут действительно совершенно ни при чем!
– А что такого, если я осталась ночевать у Мари-Луизы? – спросила Гретхен. – Для меня это почти как второй дом, ведь мы там долго жили. И мне было приятно поспать в своей старой постели.
– Твоя постель – тут! – завопил папа и решительно ткнул указательным пальцем, напоминавшим толстую сосиску, в сторону комнаты Гретхен.
– Что мне считать своей постелью, дражайший папа, решаю я, а не ты! Это мое личное дело! – проговорила Гретхен ледяным тоном.
– Ах вот как! – Кровь прилила к папиному лицу. От возмущения у него побагровели лоб и щеки. – Прекрасно! Может, ты вообще себе сто постелей заведешь? Одну у Хинцеля, одну у этого Кальба и не знаю еще у кого!
– Ну, папа, что ты выдумываешь! – Гретхен даже развеселилась. Ей стало смешно, когда она представила себе, что у нее будет своя кровать у Кальбов.
– Прекрати смеяться! – рявкнул папа. Теперь у него побагровели еще и уши.
Гретхен попыталась придать своему лицу серьезное выражение, и это ей удалось. С чинным видом она сидела теперь на диване, сложив руки на коленях, и смотрела на папу.
– Я уже не смеюсь, – сообщила она. – Говори, что ты хотел сказать. Я тебя внимательно слушаю.
Папа несколько озадачился. Он ожидал каких-то возражений со стороны Гретхен, а без этого текст как-то не складывался.
– Так вот… – начал он и запнулся. – Так вот…
– Ну давай, говори, говори, – подбодрила Гретхен отца.
– И скажу! – отозвался папа, снова почувствовав прилив сил. – У каждого человека есть обязанности! Твоя обязанность – ходить в школу! И эту обязанность ты должна исполнять! – Папа, похоже, опять вошел в свою роль и вспомнил нужные слова.
Гретхен кивнула.
– Абсолютно согласна с тобой, папа! Я тоже так считаю! – сказала она.
– Считать ты так, может быть, и считаешь, да только не делаешь! – воскликнул папа и принялся теребить усы.
– Почему же не делаю? Делаю! – возразила Гретхен. – Меньше чем через месяц я предъявлю тебе табель со средним баллом 4,9 – это по самым грубым прикидкам. Такой балл – большая редкость, между прочим. И, с моей точки зрения, доказательство того, что я не просто выполняю в школе все обязанности, но добиваюсь результатов выше среднего!
Папа плюхнулся в кресло, стоявшее напротив дивана, на котором сидела Гретхен.
– Соблюдение дисциплины тоже входит в круг обязанностей нормального человека! – Папа старательно тянул свои усы вниз, так, что верхняя губа у него наехала на нижнюю. – Я тоже обязан каждый день являться на работу и не могу пропустить ни дня! Иначе меня просто уволят!
– Что ты говоришь? – спросила Гретхен, которая не разобрала ни слова из-за папиных манипуляций с усами – у него получилась какая-то каша.
Папа оставил усы в покое и повторил все, что думал о трудовой дисциплине и угрозе лишиться работы в случае ее нарушения.
