Гретхен направилась к выходу, ориентируясь на полоску света. Стараясь не шуметь, она тихонько открыла дверь. Из гостиной, на радость Гретхен, все еще доносились звуки работающего телевизора. Кто-то рассказывал о пчеловодах-любителях и о том, как это прекрасное занятие успокаивающе действует на нервную систему.
Гретхен на цыпочках приблизилась к входной двери. На двери имелось три замка. Средний выглядел совсем простым: обыкновенная ручка, повернешь – защелка откроется, и все! Гретхен повернула ручку, но дверь не поддалась, только язычок замка с громким клацаньем вернулся в исходное положение. На тумбочке Гретхен увидела связку ключей. С бьющимся сердцем она схватила связку и стала по очереди вставлять ключи в замочную скважину под ручкой. Наконец она подобрала нужный ключ, но выяснилось, что нижний замок не заперт! Тогда она принялась за верхний. Первый ключ не подошел, второй даже не влезал в скважину, третий влезал, но не поворачивался. Оставался последний, четвертый. Гретхен как раз собиралась его вставить, но в этот момент телевизор резко замолк и раздался скрипучий голос старшего Кальба:
– Ну что за тоска! Смотреть нечего!
«Только бы он не вышел в коридор!» – подумала Гретхен и, к своему ужасу, увидела старшего Кальба, который появился на пороге гостиной и воззрился на неведомую гостью.
«Бежать отсюда, бежать! – стучало в голове у Гретхен. – Бежать, пока он не опомнился!»
Гретхен сунула четвертый ключ в замочную скважину, ключ послушно повернулся, и дверь открылась! Гретхен рванула вниз по лестнице. Старший Кальб, хотя и потерял дар речи, кинулся за ней и уже на следующей площадке нагнал беглянку. Он протянул руку, чтобы сгрести ее в охапку, но поймал только кончик шарфа. Гретхен прибавила ходу, плюнув на шарф, который остался у преследователя, и на слетевшую шапку.
Только на улице, добежав до ближайшего перекрестка, она замедлила шаг и перевела дух. Шел дождь, пронзительный холодный ветер продувал насквозь. Гретхен застегнула пальто, сунула руки в карманы и нахохлилась – ее всю трясло.
– Вот черт! Надо же так вляпаться! – бормотала она себе под нос. Интересно все-таки, по какой причине старший Кальб пустился за ней вдогонку – то ли потому, что принял ее за грабительницу, то ли потому, что в силу своих патриархальных взглядов считал себя вправе учинять проверку гостям своего сына, являющимся без его особого разрешения.
Когда Гретхен пришла домой, мама уже вернулась с занятий. Не успела Гретхен переступить порог, как та принялась ее отчитывать:
– Ты же не малый ребенок! Не успела поправиться, а уже бегаешь без шапки, без шарфа!
– Из дома она уходила в шапке! – сообщила Магда.
– И шарф у нее был, – добавил Пепи.
– Ну ничего в голове нет! – рассердилась мама. – Как можно потерять шапку и шарф?! Хочешь опять свалиться? Мало нам и без того проблем?
Гретхен почувствовала себя совершенно одинокой: никто ее не любит! Она даже подумала, что мама беспокоится не столько о ее здоровье, сколько о том, чтобы Гретхен не выбыла из строя – иначе кто будет сидеть с детьми, покупать продукты и убирать квартиру?
– Заболеешь – кто будет тебя опять лечить и за тобой ухаживать? Я! – продолжала возмущаться мама.
Услышав это последнее мамино заявление, Гретхен не выдержала.
– Ты?! – возмутилась она. – Да ты ко мне вообще не подходила! Это Хинцель меня лечил и ухаживал за мной! Он один!
Вместо того чтобы хоть как-то отреагировать на это обвинение или хотя бы просто признать свою неправоту, мама сказала:
– Гретхен, а чего это у тебя свитер наизнанку надет? Или это последний писк моды?
Гретхен в ярости стянула с себя свитер, чтобы надеть его нормально.
– И лифчик весь перекручен, – задумчиво проговорила мама.
– А это что у тебя такое? – спросила Мари-Луиза. Она протянула руку и вытянула у Гретхен из-под лямки скомканный гольф.
Гретхен вырвала у нее из рук находку.
– Хотелось бы знать, что все это значит? Может быть, объяснишь? – спросила мама, уставившись на гольф.
– На месте Гретхен я бы ничего не объясняла! – сказала Мари-Луиза.
– Где ты была, Гретхен? – задала очередной вопрос мама.
– Слушай, чего ты вмешиваешься в ее сугубо личную жизнь?! – тут же встряла Мари-Луиза.
«Нашлась заступница!» – подумала Гретхен. Ей не нужны были союзники, чтобы бороться с мамой! Она вообще бороться с мамой не собиралась! Гретхен в целом не имела ничего против Мари-Луизы, она считала мамину подругу очень даже милой и продвинутой. Но эта привычка вечно выступать в роли защитницы молодого поколения, которое она якобы понимает как никто другой, страшно ее раздражала.
– Мне что, уже нельзя, по-твоему, поинтересоваться, почему моя дочь является домой в таком виде?! – возмутилась мама и сердито посмотрела на Мари-Луизу.
– С моей точки зрения, это недопустимая назойливость! – заявила та.
Гретхен, все еще обиженная на маму за несправедливые упреки в легкомысленном отношении к собственному здоровью, стояла насупившись, сопела и отчаянно хрустела пальцами. Выслушав Мари-Луизу, она пробурчала, обращаясь к маме:
– Никто тебе не запрещает задавать вопросы, пусть даже и назойливые! Спрашиваешь – отвечаю: я одевалась в темноте и к тому же впопыхах!
– Но утром-то ты была одета совершенно нормально! – сказала мама.
– Утром было одно, а потом другое! – опять встряла Мари-Луиза. – Мало ли почему человеку понадобилось раздеться! Ну недоглядела, когда опять одевалась. Торопилась, темно было, – Мари-Луиза тяжело вздохнула, всем своим видом показывая, что более идиотского разговора она в жизни не слышала.
– Именно, – подтвердила Гретхен.
– А почему? – продолжала допытываться мама.
– Господи, Элизабет! Да отстань ты от нее! – воскликнула Мари-Луиза.
– Потому что пришел его отец! – честно призналась Гретхен, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. – А я не хотела, чтобы он застал меня голой!
– Ну что, старушка, получила? – рассмеялась Мари-Луиза. – Теперь тебе все ясно?
– Да, теперь все ясно, – бесцветным голосом проговорила мама. Она подошла к серванту, достала бутылку бурбона и налила себе в бокал порядочную порцию. Ужас, это было совсем на нее не похоже.
– С чем тебя и поздравляю! – сказала Мари-Луиза, глядя на маму, которая отпила несколько больших глотков виски.
– Гретхен, – заговорила наконец мама с упреком в голосе. – Мы же с тобой договаривались: когда надо, ты скажешь мне, и я дам тебе соответствующие таблетки! – Мама опять приложилась к виски и, глядя в пустой бокал, пробормотала: – Я думала, что Хинцель все-таки более сознательный!
– При чем здесь Хинцель? – сказала Гретхен. – Я была у Флориана!
