Хинцель сбегал в киоск за газетами и принес Гретхен целую охапку. Гретхен углубилась в изучение положения дел в мире и внутри страны, почитала, что пишут о страшном убийстве, произошедшем на этой неделе, полистала страницы с советами для женщин, а Хинцель тем временем решил принять ванну. За те несколько дней, которые он ухаживал тут за больными, он уже трижды устраивал себе капитальную помывку. Похоже, все-таки он ничего не имел против мытья как такового, но предпочитал для проведения этой процедуры более комфортные условия, чем те, которые имелись у него дома, в его крошечной квартирке-студии, без ванной комнаты и горячей воды.
Гретхен читала газеты, из ванной комнаты до нее доносились разные звуки: шум льющейся воды, отфыркивание Хинцеля, тихий плеск. Когда она как раз дошла до последней страницы местной газеты, где помещались мелкие объявления о знакомствах, и погрузилась в размышления о том, чем может отличаться «Леди Жесть» от «Жесткой Домины», из ванной комнаты донеслось жужжание фена. Гретхен собралась было встать, чтобы поискать сантиметр и измерить обхват груди, поскольку ей хотелось разобраться, как выглядит «грудь 140», отмеченная в одном из объявлений как особое достоинство одной из дам, ищущих знакомства, но в этот момент в дверь позвонили. Гретхен посмотрела на часы. Чуть больше двенадцати. «Наверное, почтальон!» – решила она и крикнула:
– Хинцель, открой, пожалуйста! Это почтальон!
Гретхен слышала, как Хинцель прошел в прихожую, как отворилась дверь и Хинцель поздоровался:
– Добрый день!
В ответ – тишина. «Нет, это не почтальон!» – мелькнуло у Гретхен в голове. И тут раздался папин голос:
– Где Гретхен?! – в голосе слышалось возмущение.
– У себя в комнате! – ответил Хинцель. Он ведь не мог знать, что папа еще ни разу тут не бывал и совершенно не ориентировался.
– И где эта комната? – поинтересовался папа.
– Пройдете через гостиную и прямо! – объяснил Хинцель.
Папа ринулся в указанном направлении и, не успела Гретхен оглянуться, влетел к ней в комнату. В руках он держал букет цветов и множество каких-то красивых пакетиков. Вид у папы был взъерепененный и страшно сердитый.
«Что с ним такое?!» – в ужасе подумала Гретхен. Папа швырнул цветы и пакеты ей на кровать и уставился на дочь. По глазам было видно, что он прямо кипит от ярости. Он набрал в рот побольше воздуха и заорал:
– Значит, вот как вы тут устроились! Ничего себе! Хороши порядочки! Красота! Молодцы!
Гретхен не на шутку перепугалась. Папа явно был не в себе. Сейчас беднягу хватит удар!
– Что случилось? – спросил Хинцель, появившись на пороге следом за папой.
– Не знаю, – тихим голосом ответила Гретхен.
– Ах, ты не знаешь?!!!! – взревел папа. – Значит, с твоей точки зрения, все в порядке?! И ничего особенного не происходит?!
Папа, тяжело дыша, рухнул в кресло, освободил одним движением шею от шарфа и ослабил узел галстука.
– А что такого ужасного произошло, любезный? – поинтересовался Хинцель.
– С тобой я вообще не разговариваю, – заорал папа еще громче, будто почувствовав, что с ослабленным галстуком может развернуться во всю мочь.
– Папа, папа, да скажи ты наконец, что случилось? – Гретхен уже чуть не плакала. Ее ослабленный болезнью организм с трудом справлялся с этой ситуацией.
Папа расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, шумно выдохнул и заговорил почти нормальным голосом:
– Тебе всего пятнадцать, Гретхен! В твоем возрасте еще рано кувыркаться в постели с неизвестными типами, да еще средь бела дня!
Гретхен с ужасом посмотрела на папу, потом на Хинцеля. И только тут до нее дошло: Хинцель стоял совершенно голый, и лишь на бедрах у него было намотано полотенце! Хинцель, похоже, тоже догадался, в чем дело. Но его это скорее позабавило. Он расплылся в широкой улыбке и тихо сказал, усаживаясь к Гретхен на краешек кровати:
– У этих старпёров только секс на уме! Чудеса, да и только!
Гретхен не знала, слышал папа или нет, что сказал Хинцель.
– А от таких типов, как этот, вообще нужно держаться подальше! – продолжил свою отповедь папа и посмотрел на Хинцеля с выражением такой гадливости на лице, как будто большей мерзости ему в жизни не встречалось.
Папа видел Хинцеля всего лишь один раз. Именно появление Хинцеля у них в доме стало тогда последней каплей – после безобразной сцены, устроенной папой в тот вечер, мама с Гретхен переехали жить к Мари-Луизе. Хинцель-то просто зашел за Гретхен, которую пригласил к себе на вечеринку, а папа, и так жутко злой, потому что мама собиралась уехать, разошелся и все кричал, что не отпустит свою дочь из дома в такой поздний час, тем более с такой татуированной обезьяной! И как он Хинцеля только не обозвал: и бродягой, и совратителем, и наркоманом, место которому – на дне, среди отбросов общества!
Гансик за этот год не раз говорил Гретхен, что во всех их домашних несчастьях виноват исключительно «поганый Хинцель»! Потому что это из-за него, по версии Гансика, мама с папой окончательно рассорились – все никак не могли договориться о том, может ли хорошая мать терпеть, чтобы ее дочь водилась с таким типом, как Хинцель. И когда мама не захотела дальше обсуждать эту тему, папа преградил ей дорогу, чтобы она не ушла из дома, а мама саданула его каблуком по ноге, а папа влепил ей пощечину. Все это вместе взятое и стало началом конца семейной жизни Закмайеров.
Гансик был твердо убежден в том, что, не явись тогда Хинцель, родители могли бы еще помириться. На это Гретхен неизменно говорила брату:
– Глупости все это! При чем здесь Хинцель? Не из-за него, так из-за чего-нибудь другого поссорились бы. Дело уже давно к этому шло!
Гретхен была уверена: едва ли папа рассуждал как Гансик, он все же не ребенок, чтобы считать Хинцеля причиной краха семейной жизни. Но то, что Хинцель запечатлелся в его памяти как нечто неприятное, было совершенно очевидно. Папа надолго запомнил Хинцеля хотя бы по татуировке на щеке.
– Позвольте полюбопытствовать, любезный, что значит «такой тип»? Какой – «такой»? – спросил Хинцель нарочито непринужденно, но Гретхен уловила легкую дрожь в его голосе. И пальцы, которыми он крепко держал края полотенца, тоже слегка дрожали. Гретхен хотелось его успокоить, погладить по руке, но она не была уверена, что в сложившейся ситуации это будет уместно.
– Я бы тебе сказал, кто ты такой! – рявкнул папа, вскакивая с места. – Главное, что ты мерзавец, потому что спишь с малолетней девицей!
Гретхен испугалась, что папа сейчас набросится на Хинцеля с кулаками. Но папа ничего такого делать не стал, только нервно заметался по комнате.
– Но чего на вас кричать? – заговорил папа почти нормальным голосом, продолжая сновать из угла в угол. – В чем вас винить? Вы молодые, глупые, в головах – ветер! Глупые обезьяны, вот вы кто! Когда дети без присмотра, ничего другого ждать не приходится!
