– Очень мило с твоей стороны, – пробормотала Гретхен, взяла Хинцеля за руку и тут же заснула.
Глава пятая,
в которой одна безобидная ситуация получает двусмысленную трактовку, а Гретхен убеждается в том, что у Гансика в голове шарики за ролики заехали
Грипп оказался тяжелым: пять дней Гретхен провалялась в постели с высокой температурой, голова раскалывалась, и все кости ныли. Мама с Мари-Луизой тоже еще толком не поправились и ползали по квартире, как две сонные мухи, – всякий шаг давался им с трудом, и они норовили поскорее снова лечь.
– Это какой-то супервирус на нас напал! Азиатский, наверное, и какой еще похлеще! – говорила мама.
– Кажется, я уже никогда не встану на ноги! Пора инвалидное кресло заводить! – стонала Мари-Луиза.
Зато Магда и Пепи были уже вполне бодры и активно действовали на нервы окружающим. Они то маялись от скуки и громко возмущались отсутствием должного внимания со стороны взрослых, то устраивали буйные игры, которым место скорее на улице, чем в доме. Сначала они долго тренировались бросать лассо, потом объявили гостиную Атлантическим океаном, а перевернутый журнальный столик – потерпевшим крушение «Титаником»
[10]. Используя зонтики в качестве спасательных шлюпок, они усердно гребли к стене, которая обозначала воображаемый берег. Иногда они принимались играть в дочки-матери, но поскольку вредный Зеппи не всегда хотел исполнять предназначенную ему роль дитятки, то игра нередко заканчивалась дикими воплями и слезами из-за кровавых царапин: строптивый кот норовил спастись бегством от настырных «родителей».
Каждое утро, ровно в восемь, появлялся Хинцель, делал всем завтрак и отправлялся в магазин за продуктами. По возвращении он наводил некоторый порядок и готовил обед под чутким руководством мамы. А еще играл с Магдой и Пепи.
– Нет, ну какое золото этот Хинцель! – не уставала нахваливать его Мари-Луиза в присутствии Гретхен.
– Кто бы мог подумать, что он такой домашний! – говорила мама. – По виду не скажешь!
– Классные они у тебя тетки! Без всяких заморочек! – восторгался в свою очередь Хинцель.
А вот Магда и Пепи вызывали у Хинцеля гораздо меньше восторга. Познакомившись с ними поближе, он более критично стал относиться к антиавторитарной методе воспитания детей и вел себя с ними строго. Бывало, только он устроится в комнате у Гретхен, чтобы поиграть ей тихонько на губной гармошке или флейте для поднятия настроения, как буйная парочка мчится за ним с криком и топотом, забыв о том, что им велено приближаться к постели больной только на цыпочках и желательно молча.
– Проваливайте отсюда, мартышки! А то уши пооборву! – цыкал на них Хинцель.
Несмотря на все эти строгости, Магда и Пепи любили Хинцеля и даже, можно сказать, уважали. Во всяком случае, они слушались его: по первому слову убирались из комнаты Гретхен, стараясь не шуметь, прекращали гоняться за котом с лассо и, как умели, устраняли кавардак, который умудрялись учинить по всей квартире. А еще они мечтали обзавестись такими же бабочками на щеках, как у Хинцеля. Пока же они довольствовались тем, что разрисовали друг другу физиономии, стащив у мамы карандаш для подводки бровей.
Все это проходило мимо Гретхен: она много спала, а когда просыпалась, просто радовалась тому, что Хинцель всегда оказывался рядом, готовый принести ей лимонаду, или поправить подушку, или вытереть пот со лба. Тем более что за все это время он ни разу не спросил ее, любит она его или нет, и сам воздерживался от того, чтобы констатировать отсутствие любви со стороны Гретхен, как делал прежде.
Целую неделю Гретхен провалялась с гриппом в постели. В пятницу она проснулась без всякой температуры и головной боли. Магда и Пепи в этот день были отправлены в школу, Мари-Луиза отвезла обоих и поехала на работу, хотя и без особого желания.
Мама решила, что пойдет на занятия с понедельника.
– Могла бы, конечно, и сегодня уже пойти, – сказала она, – но пятница у нас там самый тоскливый день! Лучше замотаю!
Настроение у мамы было так себе. Она то и дело подходила к зеркалу в коридоре, смотрела на свое отражение и вздыхала:
– Ну и видок! Ужас! Похожа на драную ворону! От такого зрелища можно сразу опять заболеть!
– Да нет, вы просто бледная немного, – попытался утешить ее Хинцель, который, как всегда, явился ровно в восемь. – И на голове у вас, прямо скажем, черт-те что! Вам пора в парикмахерскую!
– Отличная мысль! – оживилась мама. – Вот прямо сейчас и схожу! На той неделе у меня уже не будет времени!
– Но знаете… – Хинцель замялся, но потом собрался с духом и сказал: – Только не делайте себе прическу как у какой-нибудь учительницы по домоводству! У вас такие красивые волосы!
– А что, я похожа на учительницу по домоводству? – спросила мама.
Хинцель кивнул.
– И что мне делать? – решила выяснить мама.
Хинцель обстоятельно оглядел ее со всех сторон.
– Во-первых, хорошо бы как-то подчеркнуть затылок – у вас хорошая, благородная линия! – вынес он заключение. – Во-вторых, нужно постричься коротко – совсем коротко. Волосы у вас густые, вы можете себе это позволить. А сзади я бы оставил одну прядку подлиннее… Тоненькую такую…
– Хинцель, дружочек, я же не девочка-подросток! Мне уже тридцать три! – рассмеялась мама.
– Это не возраст! – возразил Хинцель.
– Ну для слона, может быть, и не возраст! – ответила мама. – К тому же мой парикмахер с такой задачей не справится!
– Вольсдорфер – специалист по этой части! – прокричала из своей комнаты Гретхен, которая слышала весь разговор через открытую дверь. – На Зингерштрассе!
– Чтобы я добровольно отправилась к парикмахеру, который панков стрижет? Смеетесь?! – решительно отвергла такое предложение мама.
– Панки тоже люди, между прочим! Что за дискриминация?! – заявила Гретхен, выходя в коридор. Ей хотелось поддержать Хинцеля в его усилиях преобразить маму.
Мама тут же отослала Гретхен обратно в постель, после чего быстро собралась и ушла. К какому парикмахеру она отправилась, осталось тайной.
– Вот увидишь, – сказала Гретхен Хинцелю. – Наверняка поплелась к своему старому мастеру. Уж он постарается – соорудит ей «шапку-нахлобучку».
– Нет, голову даю на отсечение, она пошла к Вольсдорферу, – возразил Хинцель. – Ты что, не заметила, как у нее глаза блестели? Да у нее на лбу было большими буквами написано: «Эх, была не была!»
– Пока выберется в город, весь кураж пройдет! Уверяю тебя! – стояла на своем Гретхен и предложила поспорить на десятку: она была уверена, что никакого чуда не произойдет и мама вернется домой с обычными ровными кудельками на голове, а не лихой модницей.
