А вот вторая «дырка», от «зуба-Хинцеля», действительно доставляла Гретхен мучения. Она никак не затягивалась и саднила с каждым днем все больше и больше, потому что надежды на то, что Хинцель все же вернется и явится с повинной головой просить прощения, практически не осталось.
Самое плохое было то, что и мама, и Габриэла отнеслись к ее страданиям без особого понимания. У Габриэлы на все был один ответ.
– Чего страдать? Ты только свистни, к тебе сразу десять других прибегут! – говорила она, демонстрируя полное отсутствие чуткости.
А мама – та вообще дудела совсем не в ту дуду! У нее была своя песня.
– Это все следствие того, что ты не в состоянии принимать решения! – твердила она.
Абсолютная чушь! Так считала Гретхен. Все было как раз наоборот: стоило ей принять решение, она в одночасье лишилась и того и другого! «Один раз в жизни, один-единственный раз, – думала Гретхен не без жалости к себе, – я заявила о своих личных желаниях – и меня сразу заткнули! В сущности, – говорила она себе с горечью, – между Хинцелем, изображающим из себя пай-мальчика, и Флорианом, ведущим себя как мачо, нет никакой разницы. Каждый по-своему хотел привязать меня к себе, то есть посадить на привязь! Мне предлагалось сделать выбор между желаниями одного и желаниями другого, иного решения от меня никто не ждал! А когда у меня появилась мечта, оказалось, что это вообще не заслуживает никакого обсуждения! Один приписал мне несуществующую ревность, другой – несуществующую любовь!»
На Кальба Гретхен уже не обижалась, но мысль о том, что и Хинцель оказался таким же черствым эгоистом, доставляла ей немалые страдания. И даже его письма, которые растрогали ее до слез, ничего здесь не меняли! Написанные в тяжелую минуту жизни, они, конечно, воспринимались как крик души, но в еще большей степени, с точки зрения Гретхен, сумевшей отрешиться от первой умиленной реакции, они свидетельствовали о полном непонимании со стороны Хинцеля и отсутствии доверия к ней. Как он мог подумать, что она вдруг, с бухты-барахты, воспылает пламенной любовью к соседу Конни? Ведь она практически все дни проводила с Хинцелем! Как он себе это представляет, дурья башка? Что Гретхен, придя от него, быстренько так шмыг в соседскую квартиру на свиданье?! Это надо такое придумать! Ей и так приходилось выворачиваться, чтобы более или менее равномерно распределить свое свободное время между Хинцелем и Флорианом. Встроить сюда еще один роман на свою голову ей бы уже никак не удалось, при всех ее организаторских способностях! И вообще! Она всегда вела себя как честный человек! Она не скрывала от Хинцеля свои отношения с Флорианом! И точно так же не скрывала от Флориана свои отношения с Хинцелем! Она только о своих летних планах ничего не говорила обоим. Но это вполне объяснимо!
И правильно делала, что не говорила, считала Гретхен. Ведь в конечном счете она приняла решение в пользу дома своей мечты, а потому не было никакой нужды делать заранее выбор между поездкой по Европе и отдыхом на безлюдном острове. И то, что мама не понимала этого и все только твердила, что Гретхен сама виновата во всем – не смогла, дескать, вовремя принять решение и вела «двойную бухгалтерию» при планировании летнего отдыха, – это повергало Гретхен в дикую ярость.
В среду, когда Гретхен, как всегда, встретилась с мамой в итальянском ресторане, мама опять завела разговор на эту тему и в очередной раз повторила свою точку зрения.
– Сколько можно! Отстань ты от меня со своей «двойной бухгалтерией»! – злобно прошипела Гретхен, выскочила из-за стола, опрокинув стакан с колой, и бросилась к выходу.
Уже на улице Гретхен пожалела, что так вышло, но пристыженно возвращаться назад ей тоже не хотелось – это было бы дурным тоном, подумала она. К тому же обеденный перерыв у мамы все равно заканчивался.
Гретхен решила поехать домой, чтобы зайти к Конни. Пора было наконец обсудить с ним, сколько ей придется платить за дом. До сих пор Конни отделывался фразочками типа «там посмотрим!», «уж как-нибудь договоримся!» и так далее. Но папе все же нужно было знать, во что обойдется ее поездка.
Гретхен пришлось довольно долго звонить, прежде чем Конни открыл дверь. Он вышел в одних трусах, с растрепанными волосами, и теперь смотрел на Гретхен совершенно заспанными глазами.
– Батюшки мои! – проговорил он, громко зевая. – Неужто я проспал полдня?
– Уж скоро вечер, дорогой сосед! – сообщила Гретхен и пошагала прямиком в гостиную.
– Я только под утро домой приплелся! Ночка выдалась бурная! – сказал Конни, приглаживая пятерней волосы.
Гретхен уселась в уже знакомое ей кресло под люстрой-колесом.
– Пойдем лучше ко мне в комнату, – предложил Конни. – Я эти матушкины хоромы не перевариваю, особенно на голодный желудок!
– А мне нравится! Такое не каждый день увидишь! – сказала Гретхен, не собираясь двигаться с места.
– Жестокая! – Конни уселся рядом на диван. – Ты по делу или просто так зашла?
– Хотела узнать, сколько мне нужно будет платить за дом, – ответила Гретхен. – Пора определиться, папе нужно планировать бюджет.
– Не парься! – сказал Конни и широко зевнул. – Сколько дадите, столько и хорошо! А не дадите – тоже хорошо, живи так, без всяких денег!
– Ты чего?! – удивилась Гретхен. – Я думала, ты на мели, полный банкрот и потому ищешь людей, кто взял бы на себя часть расходов!
– Так то было вчера, а с тех пор уже много воды утекло! – сказал Конни с довольной ухмылкой. – Я и сам не думал, что получение аттестата может оказаться таким выгодным мероприятием. У меня столько деньжищ за последнюю неделю образовалось, что хоть стены ими оклеивай! Две премии от двух дедушек, две премии от двух бабушек, в дополнение к этому – денежные подарки от трех тетушек и трех дядюшек. А все мои сбережения я тоже теперь могу спустить на что хочу, потому что маменька дарит мне занятия в автошколе, а папенька отдает мне с барского плеча свою старую колымагу, потому что покупает себе новую тачку! Так что нет проблем, дорогая соседушка!
– Это все, конечно, замечательно, но мне все равно нужно знать, сколько, по твоим представлениям, я должна заплатить за дом, – ответила на это Гретхен.
– Будешь угощать меня каждый вечер кампари, и дело с концом! – сказал Конни.
– Нет, так дело не пойдет! – возразила Гретхен.
Конни поднялся с дивана.
– Мне нужно заправиться кофе, иначе сейчас засну! – сообщил он и направился в кухню.
Гретхен последовала за ним. Кухня была выдержана в том же антикварном духе, что и гостиная, – страсть к собирательству хозяйки дома проявилась и тут. Все стены были украшены старинной утварью: медной, латунной, деревянной, фарфоровой. Массивная деревенская мебель с трудом помещалась в тесной комнате. Гретхен уселась на подоконник.
– Будешь кофе? – спросил Конни.
Гретхен кивнула.
– Эспрессо или обычный? – уточнил Конни.
