Мы оказались в маленьком квадратном зале с четырьмя расходящимися в стороны туннелями — по одному в каждой стене. Воздух был жарким и сухим, как будто огонь Гелиоса уже прокатился здесь. На коже у меня выступили бисеринки пота. Древки стрел в колчане поскрипывали, а оперения шипели.
Гроувер с грустью посмотрел на крошечный лучик солнечного света, просачивающийся сюда сверху.
— Мы вернёмся наверх, — пообещал я ему.
— Я просто задумался о том, получила ли Пайпер моё сообщение.
Мэг посмотрела на него поверх заклеенных голубой изолентой очков.
— Какое сообщение?
— Я столкнулся с облачной нимфой, пока одалживал Мерседес, — сказал он, как будто столкновения с облачными нимфами часто случались, когда он забирал автомобили. — Я попросил её передать сообщение Мелли, сказать ей, что мы собираемся делать… предполагая, что, ну, ты знаешь, нимфа доберётся туда благополучно.
Я обдумал это, удивляясь тому, что Гроувер не упомянул об этом раньше.
— Ты надеялся, что Пайпер встретит нас здесь?
— Не совсем… — его выражение лица говорило: «Да, пожалуйста, боги, нам бы пригодилась её помощь». — Я просто подумал, что она должна знать, что мы делали, на случай…
Его выражение лица говорило: «На случай, если мы воспламенимся, и никто о нас никогда не услышит».
Мне не нравилось выражение лица Гроувера.
— Время ботинок, — сказала Мэг.
Я понял, что она смотрит на меня.
— Что?
— Ботинки, — она указала на сандалии, свисающие с моего пояса.
— Ах да, — я сдёрнул их с пояса. — Полагаю, эм, никто из вас не хочет их примерить?
— Неа, — сказала Мэг.
Гроувер вздрогнул.
— У меня был плохой опыт с заколдованной обувью.
Я не испытывал пламенного желания обувать сандалии злобного императора. И побаивался, что они превратят меня в жаждущего власти маньяка. Кроме того, они не подходили к моему арктическому камуфляжу. Тем не менее, я сел на пол и зашнуровал калиги. Это дало мне понять, насколько больше земель могла бы завоевать Римская империя, если бы у них была обувь на липучках.
Я поднялся и попробовал пройти пару шагов. Сандалии врезались в мои лодыжки, давили с боков. К столбцу «плюсов» можно было приписать то, что я не чувствовал себя большим социопатом, чем обычно. К счастью, я не заразился калигулитом.
— Хорошо, — сказал я. — Ботинки, ведите меня к Эритрейской сивилле!
Ботинки ничего не сделали. Я ткнул носком в одну сторону, потом в другую, задаваясь вопросом, нужен ли им пинок, чтобы начать. Я проверил подошвы на наличие кнопок или отсеков для батареек. Ничего.
— Ну и что мы будем делать? — спросил я, не обращаясь ни к кому конкретно.
Зал озарило тусклом золотым светом, как будто кто-то нажал на выключатель.
— Ребята, — Гроувер указал нам под ноги.
На грубом цементном полу появилась светящаяся слабым золотым цветом линия, очерчивающая квадрат площадью в пять футов. Если бы тут был люк, мы все провалились бы вниз. Одинаковые соединённые квадраты расходились по всем коридорам, словно клетки в настольной игре. Полосы не были равной длины. Одна уходила вглубь коридора лишь на три клетки. Другая была пять клеток в длину. Следующая — семь. Ещё одна — шесть.
На стене зала, находящейся справа от меня, появилась золотая надпись на древнегреческом: «Убийца Пифона с золотой лирой, вооружённый стрелами ужаса».
— Что происходит? — спросила Мэг. — Что здесь написано?
— Ты не можешь читать по-древнегречески? — спросил я.
— А ты не можешь отличить клубнику от батата, — парировала она. — Что тут написано?
Я перевёл ей фразу.
Гроувер погладил свою козлиную бородку.
— Похоже на Аполлона. Я имею в виду, на тебя. Когда ты был… хорошим.
Я подавил свои задетые чувства.
— Конечно, это Аполлон. В смысле, я.
— Значит, лабиринт так… приветствуют тебя? — спросила Мэг.
Это было бы мило. Я всегда хотел виртуального ассистента с голосовым управлением для моего дворца на Олимпе, но Гефест не смог заставить технологию работать правильно. Когда он попытался, ассистента звали Алексасириастрофона. Она была очень придирчива к правильному произношению своего имени и к тому же имела раздражающую привычку неправильно понимать мои просьбы. Я мог сказать: «Алексасириастрофона, отправь чумную стрелу уничтожить Коринф, пожалуйста». А она бы ответила: «Я думаю, ты сказал: „Добавь черешни, смолы, немного корицы и жалуйся“».
Я сомневался, что здесь, в Горящем лабиринте, был установлен виртуальный ассистент. Если бы он здесь был, то, возможно, он бы спрашивал только, при какой температуре я хочу быть приготовлен.
— Это словесная загадка, — решил я. — Как акростих или кроссворд. Сивилла пытается привести нас к себе.
Мэг нахмурилась, посмотрев на коридоры.
— Если она пытается помочь нам, почему она не может просто всё упростить и дать нам единственное направление?
— Так действует Герофила, — сказал я. — Только так она может нам помочь. Я думаю, что нам нужно, эм… заполнить правильное число клеток правильным ответом.
Гроувер почесал свою голову.
— У кого-нибудь есть гигантская золотая ручка? Вот бы Перси был здесь.
— Не думаю, что нам это понадобится, — сказал я. — Нам просто нужно пройти в правильном направлении, чтобы прописать моё имя. Аполлон, семь букв. Только в одном коридоре семь клеток.
— А ты учитываешь клетку, в которой мы стоим? — спросила Мэг.
— Эм, нет, — сказал я. — Давайте предположим, что это начальная клетка.
Однако её вопрос заставил меня сомневаться.
— Что, если ответ — Лестер? — сказала она. — Здесь шесть букв.
От этой идеи у меня зачесалось в горле.
— Можешь, пожалуйста, перестать задавать хорошие вопросы? Я уже разгадал всё это!
— А что, если ответ должен быть на греческом? — добавил Гроувер. — Вопрос же на греческом. Сколько тогда клеток займёт твоё имя?
Ещё одна раздражающе логичная догадка. На греческом моё имя читалось как Απολλων.
— Тогда оно займёт семь клеток, — признал я. — Даже если написать транскрипцию на английском: «Apollon».
— Может, спросить стрелу Додоны? — предложил Гроувер.
Шрам на моей груди покалывало, словно он был неисправной электрической розеткой.
— Это, возможно, против правил.
Мэг фыркнула.
— Ты просто не хочешь говорить со стрелой. Почему бы не попробовать?
