Прокрасться за чью-нибудь спину и закричать: «Опасность!» — лучший способ заставить человека одновременно подпрыгнуть, обернуться и упасть на задницу, что и сделали мы с Пайпер.
В дверях стоял Крест. Его белый мех блестел, с него стекала вода, будто бы он влетел в бассейн Калигулы. Его восьмипалые руки схватились за дверной косяк, грудь вздымалась. Чёрный костюм был разорван в клочья.
— Стриксы, — выдохнул он.
Моё сердце подпрыгнуло до носовой полости.
— Они преследуют тебя?
Он потряс головой, причём его уши затрепыхались, как испуганные кальмары.
— Думаю, я ушел от них, но…
— Почему ты здесь? — осведомилась Пайпер, готовая выхватить кинжал.
В глазах Креста смешались паника и страстное желание. Он указал на мое укулеле.
— Ты можешь показать мне, как играть?
— Я… да, могу, — сказал я. — Хотя, возможно, гитара при твоём размере рук подошла бы лучше.
— Этот аккорд, — сказал он. — Тот, что заставил Вах-Ваха верещать. Хочу научиться ему.
Я поднялся. Медленно, чтобы не напугать его ещё больше.
— Знание минорного секстаккорда с тритоном от ноты до — это огромная ответственность. Но да, я могу показать тебе.
— И ты, — он взглянул на Пайпер. — То, как ты пела. Ты можешь научить меня?
Кисть Пайпер соскользнула с рукояти.
— Я… Я думаю, что могу попытаться, но…
— Тогда мы должны уходить сейчас же! — сказал Крест. — Они уже поймали ваших друзей!
— Что? — Пайпер вскочила на ноги. — Ты уверен?
— Пугающая девочка. Парень с молниями. Да.
Я проглотил комок отчаяния. Крест дал безупречное описание Мэг и Джейсона.
— Где? — спросил я. — У кого они?
— У него, — сказал Крест. — Императора. Его люди скоро будут здесь. Мы должны бежать! Стать бродячими музыкантами!
При других обстоятельствах я бы счел это прекрасным советом, но не теперь, когда наши друзья были пойманы. Я завернул императорские сандалии и сунул их на дно своего колчана.
— Ты можешь отвести нас к нашим друзьям?
— Нет! — взвыл Крест. — Ты умрёшь! Колдунья…
Почему Крест не услышал врагов, подкравшихся к нему сзади? Возможно, от молний Джейсона у него все еще звенело в ушах. Может быть, он отвлекся, слишком сфокусировавшись на нас, чтобы защищать собственный тыл.
Что бы ни было причиной, Крест пролетел вперед, врезавшись лицом в коробку с крылатыми сандалиями. Он рухнул на ковёр, и высвободившаяся летающая обувь забарабанила по его голове. На его спине блестели две глубоко отпечатавшихся вмятины в форме лошадиных копыт.
В дверях стоял величественный белый жеребец, чья голова почти задевала притолоку. Внезапно я понял, почему на яхтах императора были такие высокие потолки, широкие коридоры и двери: они были спроектированы под стать его коню.
— Инцитат, — сказал я.
Он встретил мой взгляд так, как ни одна лошадь не смогла бы — его большие карие глаза сверкали злобным разумным блеском.
— Аполлон.
Пайпер выглядела ошеломленной, как человек, обнаруживший говорящую лошадь на яхте с башмаками.
Она начала:
— Что за?..
Инцитат атаковал. Он перескочил прямо через кофейный столик и боднул её, ударив о стену с тошнотворным хрустом. Пайпер упала на ковёр.
Я бросился к ней, но конь отшвырнул меня прочь, и я приземлился на ближайший диван.
— Ну что же.
Инцитат оценил ущерб: опрокинутые пьедесталы и разбитый кофейный столик; разбитые бутылки с экзотической водой, впитывающейся в ковёр; Крест, стонущий на полу и всё ещё пинаемый сандалиями; неподвижная Пайпер с кровью из носа; и я, сидящий на диване, держащийся за свои ушибленные ребра.
— Сожалею, что моё вторжение помешало вашему вторжению, — сказал он. — Понимаешь, я должен был быстро вырубить девчонку. Не люблю чарующую речь.
Его голос был таким же, каким я его слышал, когда прятался в мусорном баке за «Милитари-манией Макрона» — низким и усталым, с оттенком раздражения, словно он видел все глупости, какие только могут натворить двуногие.
Я в ужасе уставился на Пайпер. Казалось, она не дышала. Я вспомнил слова Сивиллы… Особенно ужасное слово, начинающееся на «с».
— Ты… ты убил её, — запинаясь, выдавил я.
— Убил? — Инцитат обнюхал грудь Пайпер. — Нет. Пока нет, но уже скоро. А теперь пошли. Император желает видеть тебя.
Глава 30
Будь навек моим
Любовь нас соединит
Или клей, тож норм
НЕКОТОРЫЕ из моих лучших друзей — волшебные лошади.
Арион, самый быстроногий жеребец в мире, — мой двоюродный брат, хотя и редко приходит на семейные ужины. Знаменитый крылатый Пегас — тоже мой брат, только, кажется, троюродный. Его мама была горгоной, и я не совсем понимаю, как это получилось. И, конечно, мои любимцы — солнечные кони (хотя, к счастью, никто из них не умеет разговаривать).
Но Инцитат?
Он мне не особенно нравился.
Он был прекрасным животным — крупный, сильный, с сияющей, как освещенное солнцем облако, шерстью. Его шёлковый на вид белый хвост покачивался сзади, словно бросая вызов любым мухам, полубогам и иным вредителям: «Попробуйте подойти ко мне сзади». Ни поводьев, ни седла на нём не было, но подковы на его копытах сияли золотом.
Его величавость вдавливала меня в землю. От пресыщенности в его голосе я ощутил себя ничтожным и крохотным. Но больше всего я ненавидел его глаза. У лошадей не должно быть такого холодного и разумного взгляда.
— Забирайся, — сказал он. — Мой мальчик ждёт.
— Твой мальчик?
Он обнажил свои белые, словно мрамор, зубы.
— Ты знаешь, о ком я. Большой К. Калигула. Новое Солнце, которое слопает тебя на завтрак.
Я ещё сильнее вжался в диванные подушки. Мое сердце бешено колотилось. Я уже видел, каким быстрым может быть Инцитат, и невысоко оценивал свои шансы в нашем единоборстве. Я бы не успел даже выпустить стрелу или провести пальцами по струнам прежде, чем он лягнул бы меня в лицо.
Тут бы и случиться приливу божественной силы, чтобы я смог выбросить коня в окно. Увы, ничего подобного я не ощутил.
Рассчитывать на подмогу тоже не приходилось. Пайпер стонала; её пальцы подёргивались. Она была в лучшем случае в полубессознательном состоянии. Крест, хныча, пытался сжаться в клубочек, чтобы спрятаться от злобных крылатых сандалий.
Я поднялся с дивана, сжал руки в кулаки и заставил себя посмотреть Инцитату в глаза.
