Вскоре проход сузился, и нам пришлось пригнуться и идти друг за другом по одному. Я шёл посередине — в самом безопасном месте. Может, это было не так уж и смело, но Гроувер был повелителем дикой природы, членом сатирского правящего Совета козлоногих старейшин. Теоретически это должно было значить, что он обладал великой силой, хотя я пока ничего такого за ним не замечал. А что касается Мэг, то она не только была единственным оберуким мечником, но и отлично владела навыками разбрасывания садовых семян, которыми запаслась в Индианаполисе.
Я же, напротив, на тот момент был самым слабым и беззащитным. После участия в битве с императором Коммодом, которого я ослепил вспышкой божественного света, я был не в силах призвать ни малейшей крохи моей некогда безграничной силы. Пальцы на ладах моей боевой укулеле становились неуклюжими, а со стрельбой из лука у меня стало так худо, что я даже промахнулся, выстрелив в того циклопа на унитазе (уж не знаю, кто из нас двоих смутился больше). Мало того, видения наяву, которые иногда парализовали меня, приходили всё чаще и становились всё сильнее.
Я не делился своими тревогами с друзьями. Пока нет.
Хотелось бы верить, что мои способности просто перезаряжались. В конце концов, наши испытания в Индианаполисе чуть не уничтожили меня.
Существовала и другая вероятность. Я упал с Олимпа в мусорку на Манхэттене в январе. Сейчас был март. Это означало, что я уже два месяца как человек. Вероятно, что чем дольше я остаюсь смертным, тем слабее становлюсь и тем труднее будет вернуть мою божественность.
Так ли было в предыдущие два раза, когда Зевс изгонял меня на землю? Я не мог вспомнить. Иногда я не мог вспомнить даже вкус амброзии, имена моих солнечных коней или лицо моей сестры-близняшки Артемиды. (В обычных обстоятельствах я сказал бы, что не помнить лицо сестры — это благословение, но я ужасно по ней соскучился. Только не смейте ей об этом рассказывать.)
Мы брели по коридору; волшебная стрела Додоны гудела в моём колчане, как телефон в беззвучном режиме, будто упрашивая, чтобы её вытащили и проконсультировались с ней.
Я попытался не обращать внимания.
Последние пару раз, когда я советовался со стрелой, она оказалась бесполезной. Хуже того, она оказалась бесполезной на шекспировском английском, с гораздо большим количеством «ибо», «сиё» и «воистину», чем я мог переварить. Никогда не любил 90-е. (Я имею в виду 1590-е.) Возможно, стоит посовещаться со стрелой, когда мы доберемся до Палм-Спрингс. Если доберемся…
Гроувер остановился на очередном перекрёстке.
Он принюхался к правому туннелю, затем к левому. Его нос дрожал, как у кролика, только что почуявшего собаку.
И вдруг он крикнул: «Назад!» и бросился обратно. Коридор был так узок, что он повалил меня, рухнув мне на колени, а я в свою очередь оказался на коленях у испуганно хрюкнувшей Мэг. Я хотел было возмутиться, ведь я не люблю групповой массаж, но тут по моим ушам ударил резкий звук. Из воздуха словно испарилась вся влага, запахло чем-то резким, как от свежезаасфальтированной аризонской трассы, в коридоре перед нами вспыхнула стена жёлтого пламени, дохнувшая чистым жаром… а затем она исчезла так же быстро, как и появилась.
В ушах у меня потрескивало — может, кровь в голове вскипела. Во рту было так сухо, что я не мог и сглотнуть. А ещё я не мог понять, колотит ли это меня или всех нас сразу.
— К… что это было?
Интересно, почему первым моим побуждением было сказать «кто». Что-то в этой вспышке было жутко знакомым. Мне казалось, что в остатках горького дыма я заметил нотку ненависти, разочарования и голода.
Вязаная шапка Гроувера дымилась, источая запах паленой козлиной шерсти.
— Это, — едва слышно произнёс он, — значит, что мы уже близко. Нужно спешить.
— Как я и говорила, — проворчала Мэг. — А теперь поднимайтесь!
Она коленом пихнула меня в зад.
Я попытался выпрямиться — по крайней мере, насколько это позволял низкий тоннель. После вспышки жара кожа стала влажной и липкой. Коридор перед нами был тих и тёмен, словно и не был источником адского пламени, но я провёл достаточно времени в солнечной колеснице, чтобы оценить силу огня. Если бы мы познакомились с той стеной поближе, нас точно ионизировало бы, превратив в плазму.
— Нам налево, — решил Гроувер.
— Эм, — сказал я, — оттуда же огнём полыхнуло.
— А ещё это кратчайший путь.
— Может, назад пойдем? — предложила Мэг.
— Ребята, мы близко, — настаивал Гроувер. — Я чувствую это. Но мы попали в его часть лабиринта. Если мы не поспешим…
Скриии!
Шум эхом отдался от стен коридора позади нас. Хотелось бы верить, что это был какой-то случайный звук, какие часто можно услышать в Лабиринте — металлическая дверь скрипит на проржавевших пружинах или игрушка на батарейках с хэллоуинской распродажи катится в бездонную яму. Но один взгляд на лицо Гроувера сказал мне то, что я и сам заподозрил: это был крик живого существа.
СКРИИИИ!
На этот раз крик был злее, а кричавший — гораздо ближе к нам.
Мне не нравилось то, что Гроувер сказал о «его части лабиринта». Что ещё за «он»? И мне точно не хотелось бежать в коридор с функцией быстрого поджаривания. Но крик, доносившийся сзади, наполнил меня ужасом.
— Бежим, — сказала Мэг.
— Бежим, — согласился Гроувер.
Мы бросились в проход слева. Единственным плюсом было то, что он был немного просторнее, так что мы могли бежать сломя голову, чуть свободнее размахивая руками. На следующем перекрёстке мы снова кинулись влево, а затем тут же направо. Мы перепрыгнули яму, забрались по лестнице и помчались по очередному коридору, но существо позади нас как будто без труда следовало за нами по запаху.
— СКРИИИИ! — вопило оно в темноте.
Я знал этот звук, но слабая человеческая память не могла определить, откуда. Какое-то птицеподобное существо. Не миленькое типа длиннохвостого попугая или какаду, а злобное, опасное, алчущее крови и совсем рехнувшееся.
Мы влетели в круглое помещение, смахивавшее на дно огромного колодца. Узкий пандус спиралью поднимался по грубым кирпичным стенам. Что было наверху, оставалось загадкой. Другого выхода я не видел.
СКРИИИ!
Крик ударил по всем косточкам моего среднего уха. Хлопанье крыльев эхом отдавалось от стен коридора. Или же птиц было много? Охотились ли эти твари стаями? Я встречался с ними раньше. Я должен был знать, будь оно неладно!
— Что теперь? — спросила Мэг. — Вверх?
Гроувер уставился в темноту над нами с отвисшей челюстью.
— Это не имеет смысла. Этого не должно здесь быть.
— Гроувер! — сказала Мэг. — Вверх или нет?
— Да, вверх! — закричал он. — Вверх — это хорошо!
— Нет, — сказал я, чувствуя покалывание от страха у себя на загривке. — Мы не доберемся. Нам нужно блокировать этот коридор.
