– Я уже взрослая и могу сама выбрать себе мужа.
– Неужели тебе хочется превратиться в хорошенькую чековую книжку для человека, которому на тебя плевать?
– Вы его не знаете! Он любит меня!
– Долгие годы, которые ты провела, свернувшись на диванчике с книжками, полными поэзии, философии или истории, я слушала о его похождениях. Он, не скрываясь, искал внимания исключительно состоятельных юных леди до тех пор, пока не получал отказ от их отцов – между делом он также состоял в отношениях с замужними дамами, для которых был чем-то вроде любимой зверушки. Консуэло, никто не воспринимает его всерьез, оттого он до сих пор не женился. Поэтому преследует тебя – ты настолько наивна, что ему уже почти что удалось воплотить свой план.
– Он предупреждал, что вы будете говорить подобное! Мне все равно – это всего лишь сплетни.
– Господи, неужели ты действительно ничего не понимаешь?
– Он сказал, что вы мне завидуете, потому что вас никто никогда не любил. Поэтому вы не даете нам встречаться. Вы не уважаете меня, не верите, что я могу принимать самостоятельные решения.
– Человек, за которого тебе якобы хочется выйти замуж, сделает тебя несчастной. Я не могу этого допустить.
– Тетя Элис не говорила Гертруде, за кого выходить.
– Правильно, но Корнелю говорит. Гертруда, в отличие от вас, слишком умна, чтобы выбрать жениха, который не понравится родителям.
– Вы оскорбляете меня на каждом шагу! – расплакалась Консуэло.
– Ты путаешь оскорбление с констатацией фактов, – произнесла Альва, стараясь не выходить из себя.
– Вы считаете, что я не имею права жить так, как мне хочется?
– Если ты тайком выйдешь за этого человека, я лично возьму ружье, выслежу его и пристрелю. Я не шучу. Если ты не в состоянии избавиться от него самостоятельно, я решу этот вопрос раз и навсегда!
Консуэло в ужасе развернулась и вышла из комнаты.
Дрожащими пальцами Альва нажала на кнопку, чтобы вызвать дворецкого. Когда он пришел, она проинструктировала его:
– Моя дочь не должна покидать дом без сопровождения мисс Харпер. Также все письма, которые она отправляет, и все посетители, которые приходят к ней, должны получать мое одобрение.
– Да, мэм.
Когда он покинул комнату, Альва подошла к окну. Ей было жарко, грудь сдавило. Она едва успела понять, что происходит, как ее вырвало в вазу. Согнувшись пополам и задыхаясь, она поборола новую волну тошноты и добралась до звонка горничной. Та застала хозяйку скорчившейся у подоконника. Теперь Альве было страшно, кожу покрыл холодный пот. На «Вэлианте» когда-то произошло то же самое. Возможно, с ней что-то не так.
– Прошу прощения, – махнула Альва в сторону вазы. – Вызовите, пожалуйста, доктора и пошлите за миссис Джей.
– Я умираю? – спросила она доктора после осмотра. Люси Джей стояла рядом, и на ее лице был написан тот же страх, что мучил и Альву. – У моего отца были проблемы с сердцем. Он с ними не справился.
Если не сказать больше.
– Ваше сердце и нервная система перенесли серьезное потрясение. Но если вы позволите себе отдохнуть и будете избегать дальнейших расстройств, то обязательно поправитесь.
Доктор достал из чемодана флакончик лауданума, объяснил Альве, как его принимать, и ушел, сказав, что проведает ее завтра.
– Какое облегчение, – проговорила Люси, проводив его.
– Да. Если он не ошибся.
– Конечно, не ошибся. Вы уже выглядите гораздо лучше.
– Не говорите об этом моей дочери.
– Не говорить? Но она же волнуется.
– Пусть поволнуется еще немножко.
Приняв лекарство и отдохнув несколько часов, Альва снова почувствовала себя собой. Грудь больше не давило, тошнота прошла. Тем не менее она уединилась в своей комнате, оставив шторы задернутыми. Люси распорядилась, чтобы домочадцы вели себя потише. Теперь оставалось только дождаться, что решит Консуэло.
На следующий день, спустя полчаса после непродолжительного визита Консуэло в сумрачную спальню Альвы, Люси доложила:
– Она спросила меня, есть ли шанс, что вы измените свое решение. Я сказала, что нет.
– Хорошо.
– Еще я сказала: «Если вашу матушку что-нибудь расстроит так же сильно еще раз, удар может оказаться смертельным. Не думаю, что вам хотелось бы принять на душу такой грех».
– Это серьезное заявление. – Альва от всей души понадеялась, что оно также является и серьезным преувеличением.
– Серьезное, но чего не сделаешь ради общего блага. И оно уже возымело свое действие!
– Да? Что же произошло?
– Она попросила меня сообщить мистеру Резерфорду, что не выйдет за него.
– Ах, какие прекрасные новости! – обрадовалась Альва. – Вы уже написали ему? – Люси кивнула. – Надеюсь, она все же руководствовалась моими доводами, а не угрозой. И все-таки я рада, что все получилось.
Герцог Мальборо прибыл в Ньюпорт поздно вечером в последнюю субботу месяца. Вместе со скромной свитой и объемным багажом он был доставлен в Мраморный дом прежде, чем публике удалось его увидеть. Общественное любопытство было удовлетворено лишь на следующее утро, когда вместе с Альвой, Консуэло, Вилли и Гарольдом герцог посетил Троицкую церковь.
В торжественной обстановке, которая сдерживала реакцию публики, Альва воспользовалась возможностью сказать Мэйми Фиш голосом, достаточно громким, чтобы его услышало ближайшее окружение:
– Сегодня с трех часов двери Мраморного дома будут открыты – герцогу не терпится познакомиться с жителями Ньюпорта.
– Да, это правда, – подтвердил герцог. – Очаровательное место.
В три часа пять минут в дом уже набилось столько гостей, что лакеям Альвы и полиции Ньюпорта пришлось удерживать оставшуюся толпу на пороге.
В такие дни Альве больше всего не хватало Уорда Макаллистера.
В конце января тот ужинал в клубе «Юнион». Подойдя в очередной раз к его столику, официант обнаружил, что клиент мертв. Перед ним стояли ребрышки, зажаренные с картофелем, горошком и трюфелями, и бокал красного вина, которое Уорд принес с собой. Похоже было, что он просто перестал дышать… Далеко не худшая из смертей, и многие потом говорили, что он и сам одобрил бы такой способ уйти из жизни.
В прошлом, когда Альве требовалось проработать затейливый план действий, они собирались с Уордом у него или в гостиной ее дома на Пятой авеню и обсуждали все шаги, пока дети играли или спали наверху. С ним обо всем можно было говорить запросто и без обиняков. Она всегда могла поделиться своим беспокойством, не боясь показаться эгоистичной или жадной. Он был ее другом.
Послужили тому причиной поздний час, напряжение, которое она испытывала в течение дня, а может быть, алкоголь или принятый лауданум, но Альве почти удалось убедить себя, что Уорд сидит рядом с ней на диванчике, положив открытый блокнот на столик и по своему обыкновению зажав карандаш на весу между кончиками пальцев…
