– У меня нет настроения. Папа все время сердится, и вы…
– Что со мной?
– Мисс Харпер сравнивает вас с быком. Она говорит, иногда вы упираетесь головой и толкаете, пока не получите то, что хотите.
Мисс Харпер оказалась куда более наблюдательной, чем думала Альва.
– Да, возможно, и так.
– И вас не обижает такое сравнение?
– Она же сделала мне комплимент! Даже если и ненамеренно. Послушай меня, – проговорила Альва, повернув к себе лицо дочери так, чтобы заглянуть ей прямо в глаза: – Запомни: не важно, что думают о тебе другие, главное – твое собственное мнение о себе.
Вскоре перед ними появились три юные леди, одетые в белоснежные платья разных фасонов. И девушки, и платья были великолепны. Консуэло указала на вторую девушку.
– Мне нравится то, что на ней.
Альва отрицательно покачала головой.
– Нет, рюши на груди тебе ни к чему. Дальше! – попросила она.
Девушки скрылись в примерочных и вернулись в новых нарядах. И снова Консуэло указала на то, что ей понравилось больше, и снова Альва отослала всех трех. Когда девушки вышли в третий раз, Альва сказала продавщице:
– Вот это, последнее, – нам оно подойдет, но рукава нужно переделать.
Она встала, подошла к модели и объяснила ассистентке, что именно нужно изменить.
Когда Альва закончила свои объяснения, Консуэло вполголоса возразила:
– Но мне это платье не особенно понравилось.
Альва подвела дочь к возвышению, на котором снимали мерки.
– В этом платье ты будешь выглядеть лучше всего. Это главное.
– Но все платья белые, я буду выглядеть в них одинаково. Почему нельзя было выбрать то, что нравится мне?
– Твой вопрос лишь доказывает, как мало ты понимаешь в таких вещах. Поэтому я и принимаю за тебя все решения. – Альва отошла, чтобы позволить швее снять мерки, и продолжила: – Выбирать наряды – целое искусство. Можешь считать, что я художник, а ты – полотно. Вместе с тобой – и с помощью швеи месье Уорта – мы создадим портрет скромной, но сногсшибательной юной красавицы, и тогда на балу сможем познакомиться с настоящими ценителями подобного искусства.
Швея улыбнулась словам Альвы. На Консуэло же они впечатления не произвели.
– Но вы ведь сказали, главное – мое собственное мнение о себе.
– Да, и я не отказываюсь от своих слов. Но ты пока не знаешь, на чем основано твое мнение, – тебе едва исполнилось семнадцать. Твоя подготовка еще не закончена.
– Как будто я одна из папиных гончих, – буркнула Консуэло.
Альва с трудом сдержала улыбку. Кажется, дочь наконец-то научилась показывать зубки! Хороший знак, хотя и в не очень подходящий момент.
– Если бы с тобой было так же легко справиться, как с гончими! С детьми приходится возиться гораздо больше, а ты еще почти ребенок. Подумай о том, что я для тебя сделала, и будь благодарна!
– Что вы имеете в виду?
– Какие языки ты знаешь?
– Английский, немецкий, французский, немного итальянский и испанский.
– Что ты изучала?
– Историю, литературу, искусство, математику, географию…
– И немало путешествовала.
– Да.
– А чем ты занимаешься здесь?
– Хожу в музеи, Театр Франсэ… да, еще в Сен-Сюльпис по воскресеньям, послушать, как играет на органе месье Видор. Он невероятно талантливый. Еще мы с мисс Харпер ходим читать в сад Тюильри… Иногда я езжу в Булонский лес…
– Только послушай себя! Сколько всего интересного, сколько культуры и знаний! Это я сделала так, чтобы твое образование ничем не уступало образованию любого джентльмена. Кроме того, ты прекрасно ездишь верхом, умеешь править гигом
[56], знаешь все танцы и можешь одинаково свободно общаться с портье и президентами. Как тебе кажется, неплохую работу я с тобой проделала?
– Я думаю, неплохую.
– Ты думаешь. Отлично. И как считаешь, могу я еще немного этим позаниматься?
Альва много раз за последние годы представляла себе этот вечер. Лучшие из юных джентльменов Парижа выстраивались в очередь ради танца с ее дочерью, невероятно элегантной в белом тюлевом платье – им так хотелось впечатлить ее кадрилью или вальсом. У Консуэло было все, о чем Альва когда-то мечтала.
В течение одного танца могло произойти очень многое, поскольку на балах, подобных этому, времени, чтобы побеседовать между танцами, попросту не имелось. Тем общим, что объединяло всех девушек на балу, независимо от их статуса или внешности, была непорочность – именно она и демонстрировалась. Все махинации родителей – обсуждение и рассмотрение потенциальных союзов, если юная леди оправдает ожидания (или если ее семья сможет всех убедить, что это так) оставались за кулисами.
В молодости прагматическая сторона первого выхода в свет ничуть не беспокоила Альву – она думала только о романтической стороне события и с замирающим сердцем пыталась угадать, который из добивающихся ее джентльменов получит одобрение отца.
Что касается ее дочери – Консуэло могла думать лишь об Уинтропе Резерфорде, который уехал в Испанию смотреть бои быков. Если сегодняшний вечер и казался ей романтическим, таинственным и волнительным, она очень хорошо это скрывала. Перед самым выходом из отеля Консуэло спросила: «А нам обязательно оставаться там допоздна?»
Со своего кресла Альва наблюдала за Консуэло, которая приветствовала каждого из джентльменов скромной улыбкой, выполняла все фигуры танца, а затем, улыбаясь так же скромно, их покидала. Те из юношей, которые желали продолжить знакомство (а этого желал каждый без исключения) подходили к Альве, чтобы обсудить эту возможность. Уильям проводил все время в салоне или в гостиной в кругу подобных ему джентльменов, обсуждая лошадей, яхты, ипподромы и гончих псов.
Такой вывод в свет дочери принципиально отличался от того, что выбрала Элис для Гертруды. Элис собиралась открыть двери своего дома только тем американским наследникам, чьи фамилии ласкали ей слух. Она уже давно позволяла Гертруде ездить с друзьями на конные прогулки без сопровождения – совсем как когда-то мать леди Си. И какие плоды это принесло? Юная и цветущая мисс Консуэло Изнага позволила Уильяму (и кто знает, кому еще) снять с нее «пробу», а потом вышла замуж за человека, которого привлекали именно такие женщины, и в результате ее жизнь превратилась в череду несчастий, измен и, наконец, чудовищного предательства, следствием чего стала потеря самой близкой подруги, брак которой, вполне возможно, разрушен. Альва не собиралась пускать свою дочь по такой же скользкой дорожке.
Краем глаза Альва увидела Уильяма, который приблизился к ней и заявил:
