– Вы уверены?
– Уверен.
– Я думала, что мисс Фэйр…
Уильям покачал головой:
– Она мне не подходит. Но вы – вас устраивает мое предложение?
– Да. Да! Более чем. Именно это я и надеялась услышать.
Рот Уильяма растянулся в улыбке, и он вновь стал похож на довольного щенка.
– Прекрасно. Значит, продолжим знакомство в Нью-Йорке. Я надеюсь, вы поймете, что со мной приятно иметь дело – если нет, вы всегда можете отказаться.
– Мне уже чрезвычайно приятно иметь с вами дело. Мистер Вандербильт, прошу вас, навестите моего отца как можно скорее.
– Можете называть меня Уильям.
– Только если вы будете называть меня Альва.
– Альва, – произнес он. – Альва. Отлично. Значит, договорились.
Следующим утром Альва встретила в коридоре мисс Фэйр.
– Очень умно, мисс Смит. – Голос мисс Фэйр звучал еще более кукольно, чем ее внешность. – Весь вечер вы делали вид, что интересуетесь господином с Юга, однако это была всего лишь уловка. Я видела вас в саду. Вы влюблены в него, не так ли?
– Влюблена?
– В мистера Вандербильта. Даже не пытайтесь отрицать.
«Влюблена в него? – пронеслось в голове у Альвы. – Да мы едва знакомы».
Вслух же она сказала:
– Что ж, теперь это очевидно. Я вынуждена это признать. Он предложил мне выйти за него замуж, и я согласилась. Мне весьма жаль, если это расстроило ваши планы. Но в будущем вас ждет множество других возможностей. Желаю вам всего наилучшего.
Любовь слишком ненадежна, на ней нельзя построить брак – каждая юная леди знает об этом. «Чувствами должен управлять рассудок», – повторяла мадам Дэнис, любимая учительница Альвы. «Рассудок вас накормит, оденет, обеспечит вас домами, лошадьми и безделушками. Чувства подобны шторму в океане и, если вам повезет, доставляют лишь небольшое неудобство. Но сколько девушек потеряло дорогу в этом шторме. Некоторые из них так и не вернулись».
Альве не нужно любить Уильяма Вандербильта. Ей нужно выйти за него замуж.
Глава 3
– Я много рассказывал о вас отцу и деду, – сказал Уильям Альве во время прогулки по парку Вашингтон-сквер перед ужином в доме Командора. – Они с нетерпением ждут возможности убедиться, какую прекрасную партию я составил. По-моему, дед даже подстриг бакенбарды ради такого случая.
– Я тоже буду рада с ними познакомиться.
Альва была довольна собой – такой энтузиазм со стороны будущих родственников казался ей очень трогательным.
Уильям добавил:
– Но я бы не хотел, чтобы вы обманулись в своих ожиданиях. В газетах деда зовут старым тираном не без причины.
– Он и правда тиран?
– Вовсе нет. Но он – как бы это выразиться – в меньшей мере владеет искусством держать себя в обществе, чем джентльмены, с которыми вы привыкли иметь дело.
– Если вы опасаетесь, что я буду судить по его поведению о вас, можете не беспокоиться – в моих правилах воздавать каждому по его собственным заслугам.
– Прекрасно! Это и в моих правилах. Общество погрязло в мудреных нормах и обычаях…
– И в самом деле! Иногда это так раздражает.
– Приятно, что вы меня понимаете – и что вы весьма интеллигентны! Я так и сказал отцу и деду: «Она не из тех барышень, которые не умеют думать самостоятельно». Взять хотя бы ваше платье с цветами – к сожалению, именно на эти цветы у меня аллергия, – я сообщил им, что вы были единственной девушкой на балу, проявившей оригинальность.
– А вы были единственным джентльменом, чье мнение для меня важно.
В общем-то ее комплимент был довольно искренним. Только убедительно ли он прозвучал? Альве никак не удавалось постичь искусство тонких намеков в той мере, в которой, как ей казалось, им владели другие женщины – взять, к примеру, придворных французских дам. Для них подобные разговоры что-то вроде игры – игры, представлявшейся Альве забавной, когда в ней можно участвовать лишь в качестве наблюдателя.
В доме Командора Альву и Уильяма проводили в кабинет. Комната с высокими потолками была обставлена добротно, однако без претенциозности. Оба джентльмена встали, чтобы их поприветствовать. Мистер Вандербильт, отец Уильяма, оказался полным лысеющим мужчиной с темными кустистыми бакенбардами, переходящими в усы, и добрыми карими, слегка раскосыми глазами. Черты лица Командора напоминали черты сына, но волосы у него были седые, а голубые глаза смотрели испытующе. Он был высоким, сухощавым и жилистым, несмотря на то, что разменял девятый десяток. И бакенбарды у него действительно оказались подстрижены очень аккуратно.
Командор подошел к Альве и взял ее за руку:
– Добро пожаловать, мисс Смит! Вот этот мальчик твердит о вас без умолку.
– Надеюсь, то, что вы услышали, говорит в мою пользу, если же нет – прошу вас, признайтесь в этом сейчас, чтобы у меня была возможность ретироваться.
Мистер Вандербильт, в свою очередь, тоже взял ее руку со словами:
– Не беспокойтесь, Уильям дал вам самую блистательную характеристику.
– Блистательную? Ну вот, теперь я боюсь, что мне не удастся оправдать ваши ожидания.
– Неужели вы не умеете блистать? – усмехнулся Командор и взглянул на отца Уильяма. – Билли, девчонка не умеет блистать!
– Какая жалость, – вздохнул мистер Вандербильт и в притворном разочаровании покачал головой.
– Ну, значит, и дело с концом. Выметайтесь! – Командор указал ей на дверь.
Вдохновленная столь радушным приемом, Альва заявила:
– К вашему сведению, я умею блистать, но, продемонстрировав эту свою способность, я затмила бы вас всех, что с моей стороны было бы весьма нескромно.
– Ага! Умница, за словом в карман не лезет, – обрадовался Командор, подталкивая Уильяма локтем. – Блистайте не стесняясь! Это уже пошло на пользу нашему мальчику. – И Командор ущипнул Уильяма за щеку.
Альва застенчиво улыбнулась («скромный взгляд и опусти ресницы»). Не так уж и сложно быть чьей-то наградой, если для этого достаточно поупражнять умственные способности. Она надеялась, что Уильям так же остер на язык, как эти джентльмены, хотя ему пока не довелось продемонстрировать подобное.
На ужин подали жаркое из говяжьих ребрышек, морковь в карамели, шпинат со сливками и маринованную свеклу. Альва наслаждалась каждым кусочком, который подносила ко рту, однако ни разу не взяла на вилку столько, сколько хотелось бы, – негоже прослыть чревоугодницей. Но какое же это было удовольствие! Еще лучше, чем обмен остротами. Даже если Уильям окажется не семи пядей во лбу, по-крайней мере питаться она будет прекрасно, как и представляла себе тем вечером в Гринбрайере. Лишь за одно только это она была благодарна Консуэло.
