Уильям пропустил ее вперед, приглашая пройти на широкую каменную террасу, ведущую к изысканному саду. На фоне лилового неба Аллеганские горы казались фиолетовыми. Пересмешник без устали сыпал трелями синицы, кардинала, крапивника и гаички. Если бы Альве не предстояло в ближайшие минуты действовать согласно отведенной ей роли, она могла бы в полной мере насладиться обстановкой. Она могла бы насладиться даже компанией Уильяма. Вместо этого Альва пыталась справиться с волнением и, как подобает настоящей леди, ждала, пока джентльмен начнет разговор.
Они пересекли террасу и спустились в сад. Уильям не промолвил ни слова. Они принялись бродить по тропинкам – и вновь ни слова. Наконец Альва не выдержала затянувшегося молчания и проговорила:
– Кажется, вам понравилось танцевать на балу.
Точнее, танцевать на балу со всеми, кроме нее.
– Вы заметили? Это правда – в отличие от моего старшего брата я не намерен провести свои лучшие годы за столом, высчитывая коэффициенты прибыльности морских перевозок. Вы ведь тоже провели вечер неплохо. Вы пользовались популярностью.
Тогда почему вы не пригласили меня на танец?
(В приличном обществе на них никто и не взглянет.)
– Благодарю, – промолвила Альва. – Я училась танцевать в Париже – при дворе, – подчеркнула она согласно сценарию. – Моя старшая сестра Армида была дебютанткой на одном из балов императора Наполеона в Тюильри. Я тоже их посещала, когда подросла. Моя мать была близка с императрицей Евгенией и ее знаменитой подругой, Мелани де Пурталес.
(Громко сказано.)
(Будь наградой.)
На тех балах мать демонстрировала Альву знатным джентльменам, словно та была развлечением, которое им обещают. Она всем рассказывала, как хорошо ее дочь танцует, как прекрасно говорит по-английски, по-французски и по-немецки. Может быть, она пока и не первая красавица, но ведь очень хорошенькая и так прекрасно себя держит, n’est-ce pas?
[13] А уж ее родословная…
Уильям пригласил Альву присесть на скамейку, и она попробовала завести с ним беседу.
Она: «Как вам нравится эта новая игра – лаун-теннис? Держу пари, вы в ней очень хороши». (Похлопать ресницами. Улыбнуться.)
Он: «Я и вправду играю в теннис и, кажется, довольно неплохо. Хотя сейчас для него слишком жарко. Зато для яхтинга самое время».
Она: «Вы долго жили в Лондоне? А в Париже? Parlez-vous français?»
[14] (Долго. В Женеве. В школе.)
Он: «У меня страсть к лошадям – разводить их, устраивать скачки. Согласитесь – просто невероятные животные». (Она – молча – не согласилась.)
Однако Уильям, похоже, не получал от беседы никакого удовольствия. Он тер глаза. Чихнул, достал платок и вытер нос. У Альвы сводило от волнения живот. Ей казалось, они целую вечность сидят в лодке, попавшей в водоворот. Улыбка словно приклеилась к ее лицу. Наконец она выпалила:
– Мне очень не нравится вам такое говорить. Но на днях я кое-что слышала. О мисс Фэйр. И лично мне хотелось бы знать подобное о леди, прежде чем становиться ее другом. – Брови Уильяма заинтересованно поползли вверх, и Альва продолжила: – Судя по всему, она вступила в… довольно близкие отношения… с молодым человеком, который работает на ее семью.
– Неужели?
– С конюхом. – Брови Уильяма поднялись еще выше. Альва прибавила: – Так мне сообщили. Я не знаю, правда ли это, но…
– У меня были некоторые сомнения насчет мисс Фэйр, – сказал он и снова чихнул. – Это только их подтверждает.
– Я очень не люблю распространять слухи, но в данном случае…
– Мисс Смит, – перебил ее Уильям и положил перчатки на скамейку.
Снова взял их в руки. Положил обратно. Похлопал по ним.
– Мисс Смит, – повторил он. – У Корнеля, моего старшего брата, трое детей. У Маргарет, старшей сестры, – четверо. У моей младшей сестры Эмили – один, и – с вашего позволения – второй вот-вот появится.
– Как много у вас племянников, – заметила Альва. – На праздниках, должно быть, очень весело.
– Это правда.
– И я уверена, что ваше присутствие делает их еще веселее, – выдала она самым подобострастным тоном.
Уильям снова поднял перчатки со скамейки и сжал в руках.
Опять чихнул.
– Мне кажется, это, – он прижал к носу платок, – все цветы на вашем платье.
– Ах, прошу прощения, – воскликнула Альва, принялась обрывать цветы с подола и отбрасывать подальше.
– Прошу вас, не надо, – махнул он рукой в ответ на ее извинение и отодвинулся на дальний конец скамейки. – Я хотел уточнить – как я понимаю, ваш отец сейчас испытывает некоторые затруднения.
Альва остановилась. Он решил поговорить о ее отце?
– Что ж, – проговорила она, – да, правда, но это ненадолго. Понимаете ли, отец приболел. Как только он поправится…
– Безусловно. Однако, если вы не против, я бы с радостью предложил ему свою помощь. Я хотел бы побеседовать с ним, когда вернусь в Нью-Йорк.
Неужели Вандербильты начали ссужать деньгами и Уильям ищет клиентов? Быть может, она действительно переоценила свои возможности. Быть может, ей лучше сию же минуту вернуться к угольщику из Питтсбурга…
– Это очень мило с вашей стороны, – ответила Альва, подбирая юбки и поднимаясь со скамейки. – Но мне кажется, он предпочел бы…
– Я имею в виду – побеседовать с ним как его зять, – добавил Уильям, тоже вставая.
– Как его зять?
– Я… да. Конечно, если вас это устроит. Я давно искал возможность поговорить с вами наедине. Именно поэтому и приехал сюда. Я сознаю, что мое предложение может показаться вам неожиданным…
– Если не сказать больше! Вы даже не пригласили меня на танец.
– Прошу прощения. Я… Мисс Смит, мне нелегко принимать серьезные решения. Мне пришлось собрать все свое мужество, чтобы только поговорить с вами. Поскольку, как справедливо замечают мои родные, мне пора… Поэтому я подошел к этому вопросу со всем вниманием, и, как вы, я думаю, знаете, мы – все мы – располагаем весьма небольшим выбором, соответствующим нашему положению, и вы показались мне хорошим вариантом, и, насколько я могу судить, вы чувствуете то же самое. В моем отношении.
Альва стояла и моргала самым нелепым образом. Потом засмеялась.
– Мисс Смит?
Неужели все настолько просто?
– Боюсь, я не понял шутки, – проговорил Уильям.
Несколько комплиментов, парочка угодливых замечаний, брошенных на подготовленную почву.
Вернув самообладание, Альва уточнила:
