В машине по дороге домой Руперт упорно молчал. А на ее вопрос, о чем он задумался, ответил:
– Да я просто надеялся, что Клэри найдет кого-нибудь, кого сможет полюбить вот так же. Но боюсь, она не Полли.
– Она переживет. – Зоуи знала, что Клэри была влюблена в женатого и что он порвал с ней.
– Да. Но пережить что-либо – не значит остаться прежним. Для Клэри любовь – это очень серьезно.
Дома они застали внизу босую Джульет в ночной рубашке. Задняя дверь кухни, выходящая в сад, была распахнута, а Джульет крошила хлеб.
– Я кормила бедных птичек, – объяснила она, выбивая дробь зубами. – Я вынесла им одну миску, но потом подумала, что этого будет мало, и решила добавить.
Пока Зоуи закрывала дверь, ставила кипятиться воду для грелки и кутала дочь в одеяло, выяснилось, что Джульет проснулась, потому что ей приснилась драчливая чайка, которая разворовала всю еду и «совсем заклевала бедных птичек своим страшным клювом, вот я и решила приготовить им завтрак, мама».
– Почему же ты не зашла к бабушке?
– Я заходила. Она заснула прямо в кресле, одетая, и свет не выключила. И птичек она не любит.
– Давай-ка ее в горячую ванну, – сказал Руперт. – Самый быстрый способ согреться. Сейчас налью, а ты сходи проведай мать.
У матери все было в точности как описала Джульет, да еще, к ужасу Зоуи, библиотечная книга упала с ее колен и обгорела с одной стороны у газового камина.
– Боже, я, наверное, задремала!
– И чуть было не устроила в доме пожар, мама, – посмотри на свою книгу!
– Господи!
– И Джульет проснулась, а ты ее даже не слышала – она заходила к тебе, увидела, что ты крепко спишь, и теперь, наверное, простудится насмерть, потому что выбегала босиком в сад.
– Очень скверно с ее стороны. Напрасно она так сделала. Я же была все время здесь. Ей надо было просто разбудить меня.
– Ох, мама, тебе же полагалось присматривать за ней! В кои-то веки мы куда-то выбрались вечером, и она чуть не погибла!
– Не надо на меня кричать, Зоуи, я же не виновата, что задремала. Откуда мне было знать, что она проснется! Ты уверяла, что она будет крепко спать!
Зоуи опомниться не успела, как вспылила.
– А ты говорила, что способна присмотреть за ней! В итоге она чуть не сгорела заживо и наверняка подхватила пневмонию! После стольких месяцев я впервые попросила тебя помочь мне хоть в чем-нибудь, и вот что из этого вышло! Ладно, больше я ни о чем и никогда тебя не попрошу, можешь не сомневаться!
Ее остановил вид материнского лица с трясущимися губами и страхом в глазах. Мать стояла, беспомощно дергая молнию на халате.
– Извини. Давай я помогу.
– Я, пожалуй, сначала схожу в ванную. Не жди меня. Я лягу сама.
Зоуи забрала поднос, оставшийся от ужина, и унесла его в кухню. Потом вернулась в комнату матери, убавила газ в камине и откинула покрывало на кровати. И стала ждать: ее трясло от раздражения, настроение было кислым, но она не могла оставить все как есть – ей хотелось извиниться, а уж потом убраться прочь.
Мать отсутствовала долго, а когда вернулась, Зоуи поняла, что она плакала.
– Извини, мама. Не надо было мне так срываться на тебя.
Не говоря ни слова, мать забралась в постель.
– Помочь тебе снять перевязь? В постели она тебе ни к чему.
Она расколола булавку на шелковом шарфе. Укладываясь, мать сказала:
– Я делала для тебя все, что могла. Хоть ты и считаешь, что этого мало, но я старалась изо всех сил. Невзирая на обстоятельства.
– Знаю, что старалась. Я не хотела довести тебя до слез.
– Это потому, что я скучаю по Мод, – дрожащим голосом, но с достоинством ответила она. – В моем возрасте трудно терять единственного друга.
– Знаю… это я понимаю. Утром поговорим. – Она поцеловала висящую дряблым мешочком щеку; жест, лишенный содержания, но приобретающий большой смысл в случае его отсутствия. – Погасить у тебя свет?
– Если тебя не затруднит.
После того как они с Рупертом уложили Джульет, на лестнице по пути в их спальню он взял ее за руку.
– Дорогая, ты вся дрожишь. Уверен, с ней все будет хорошо.
– Я сорвалась на маму. Это я виновата, она ни на что не способна после долгих лет под присмотром подруги. Мод все делала за нее и этим побуждала ее считать себя беспомощным инвалидом. А теперь она и вправду беспомощна.
– Скоро вернется Эллен, – напомнил он.
– Когда маме снимут гипс, будет легче.
– А Джулс – крепкий орешек. В саду за домом ничуть не холоднее, чем в ванной в Хоум-Плейс. Она привыкла мерзнуть, – сказал он в надежде выманить у нее улыбку, но не сумел.
– Давай ложиться. Уже второй час, ты еле на ногах стоишь.
Она думала, что не заснет, но уснула сразу же, а утром проснулась, когда Руперт принес ей чай. Наступила суббота, спешить на работу ему было незачем. Джулс в порядке, сообщил он, как раз завтракает. Осталось только отнести поднос ее матери. Зоуи выпила чай, набросила халат и спустилась в кухню, где за столом сидели Руперт и Джулс.
– Мы едим копчушки, – объявила Джулс.
– Копчушки?
Этого просто не могло быть.
– Мадам заказала копчушки, – подтвердил Руперт.
– У нас тут отель льюкс, мама, здесь что захочешь, то и подадут.
Она стащила с ее тарелки ломтик тоста, намазанный анчоусным паштетом. Тосту Руперт придал форму рыбки.
– Гости обычно не едят вместе с официантами, – заметила она.
– А я управляющий, – нашелся Руперт, – а это – наша особая гостья.
Она собрала матери завтрак на подносе и с довольно шаткой решимостью вести себя оживленно и сердечно направилась в спальню миссис Хэдфорд.
Мать уже встала и частично оделась. То есть все еще была в ночной кофте, но ухитрилась влезть в панталоны и эластичный пояс с подвязками и теперь пыталась пристегнуть чулки. Она сама зажгла камин и отдернула шторы на окне, выходящем в сад за домом.
– Ох, мама, надо было дождаться меня.
– Ты же знаешь, я не люблю быть обузой. – В знакомой фразе сквозила обида.
– Честное слово, мне не трудно. У тебя же рука. Но скоро она поправится. – Она поставила поднос и встала на колени, чтобы заняться чулками и подвязками.
– Врач говорил, на следующей неделе. Так что уже недолго.
– Да. Здорово будет, правда? И джемпер сможешь довязать.
Она застегнула на матери бюстгальтер, который кое-как поддерживал поникшую белую грудь, надела через голову нижнюю кофточку и просунула сквозь рукав рубашки из «вайеллы» руку в гипсе. Пока она застегивала рубашку спереди, мать заговорила:
