– Нам хотя бы скосить траву до их приезда! – сказала Рейчел. – Послушай, ты не могла бы дать мне на время свою газонокосилку?
– Могла бы, но такую траву она не возьмет. Сначала надо пройтись по ней ручной косой. Пойдем в дом, дорогая, я же вижу, что ты мерзнешь. А вон и нарциссы – смотри!
– Дюши называет такие «король Альфред», она терпеть их не может. Ох, дорогая, я надеюсь, что поступила правильно! Но здесь так тесно теперь, когда вся мебель расставлена. Зато очень мило и рядом с тобой. – Она сжала руку Сид с улыбкой, от которой таяло ее сердце.
День прошел за распаковкой ящиков с вещами, которые прибывали один за другим так стремительно, что Рейчел попросила заносить их все в гостиную. Это означало, что все постельное и столовое белье придется носить наверх охапками. Коттедж вмещал большую гостиную, столовую, кабинет, маленькую кухню и гардеробную на нижнем этаже и две большие спальни, две маленькие и ванную на верхнем. Само собой, две спальни попросторнее Рейчел отвела своей матери и тете Долли, маленькую окнами на юг – Бригу, а себе забрала самую тесную из всех («Не комната, а кладовая какая-то», – сердито думала Сид). «Мне и такой достаточно, – сказала она. – А одежды у меня чересчур много, притом вся допотопная. Самое время отдать хотя бы кое-что в Красный Крест».
Они разбирали ящики с бельем, кухонной утварью, посудой. «Куда бы нам все это пристроить? – приговаривала Рейчел. – Боюсь, бедная Дюши будет чувствовать себя ужасно стесненно…» – И так до тех пор, пока Сид не поняла, что Рейчел окончательно «вымоталась», как она выражалась.
– Дорогая, нам надо остановиться. Сейчас я уведу тебя домой, налью побольше джина, а потом ты примешь горячую ванну и поужинаешь в постели.
Несмотря на все протесты, так Сид и сделала. Она нарезала покупной пирог со свининой, сделала салат, но когда принесла поднос в комнату Рейчел, то застала ее крепко спящей в халате. Поставив поднос на туалетный столик, она повернула кресло так, чтобы видеть Рейчел, села и стала ждать.
Когда вопрос о возвращении старших Казалетов в Лондон был поставлен впервые, она встретила его с чувством облегчения: наконец-то, давно пора, их хотя бы не будет разделять такое расстояние. Она даже нафантазировала, как она теперь называла это, что Рейчел устроит родителей где-нибудь, а потом поселится вместе с ней. Эти фантазии вскоре были разбиты вдребезги: Рейчел пространно объяснила, что просто не может бросить Дюши – уже без прислуги, к которой она привыкла, – одну с незрячим Бригом. Так что когда пришла пора определяться, где именно они будут искать квартиру, дом – точнее, полдома – в Карлтон-Хилле показался идеальным решением. Но теперь Сид гадала, сколько времени, свободы и приватности он им обеспечит. Нечего и надеяться, что, явившись туда, она сумеет остаться наедине с Рейчел в такой тесноте, значит, оставалось только одно: чтобы Рейчел время от времени, когда сможет вырваться, приходила к ней. И вот тут возникала дилемма. Давным-давно – точнее, примерно два года назад – она решила: если Тельма хотя бы попытается помешать ей видеться с Рейчел, Тельме придется уйти навсегда. Но до этого ни разу не дошло; встречи с Рейчел были такими случайными и всегда планировались настолько заранее, что настоятельной потребности, которая ускорила бы это решение, не возникало никогда. А что до Тельмы, Сид была почти уверена, что Тельма догадывается или знает о том, что в ее жизни есть кто-то еще, но упорно молчит. Тельма обладала изощренной гибкостью плюща, намеренного обвить и покорить дерево или стену; она льнула ненавязчиво, вторгалась мало-помалу, и стоило Сид отразить какой-нибудь один натиск, прибегала к целому ряду якобы невинных оправданий: она думала задержаться еще на одну ночь только потому, что собиралась покрасить всю лестницу, а чтобы управиться за один день, начать надо как можно раньше; в тот вечер она осталась лишь потому, что знала: Сид вернется из Гэмпшира, где преподает в школе для девочек, поздно, усталая, и вряд ли будет в состоянии готовить сама. Острое желание Сид ложиться с ней в постель как отрезало, но любопытным образом, чего она никак не ожидала, ей стало легче именно в этом отношении. Поскольку она уже не наслаждалась всем этим так, как прежде, то и не чувствовала себя настолько виноватой. «Образчик извращенной морали», – думала она сейчас, глядя в безмятежное лицо Рейчел. Во сне она молодела: легко угадывалось, какой красавицей она была в юности. А Тельме придется уйти.
К исполнению она приступила на следующий день.
– Но я ничего не понимаю!
– Просто наша ситуация меня не устраивает – уже нет. Очень сожалею об этом, но считаю своим долгом поставить тебя в известность. Продолжать в том же духе я не могу.
Знойные карие глаза оторопело и обиженно уставились на нее.
– И все-таки я не понимаю. Отчего все вдруг изменилось?
Как она могла ответить? Просто она больше не питала прежних чувств. В любом случае Тельме будет лучше уйти.
– Я не могу дать тебе все, что ты хочешь, и ты еще достаточно молода, чтобы найти кого-нибудь другого.
Но прежде чем эти слова вырвались у нее, она поняла, что допустила тактическую ошибку.
– Но той малости, которой я удостаиваюсь от тебя, я хочу намного-намного больше, чем жизни с кем-нибудь еще! И тебе это известно. – Ее глаза были уже полны слез, и по прошлому опыту Сид знала: им грозит бурная сцена.
– Тельма, я понимаю, тебе очень трудно, но ты должна смириться.
– С тем, что ты больше не любишь меня?
– Что я не люблю тебя.
– Но ты ведь меня любила. Наверное, что-то все-таки случилось.
– Случилось: прошло время.
Слезы, всхлипы, яростные рыдания: она ухитрилась за все это время ни разу не прикоснуться к ней – стояла у рояля и периодически повторяла, что сожалеет.
– Ни о чем ты не сожалеешь, иначе не поступила бы так со мной! Ты не имела права обращаться так чудовищно жестоко с тем, к кому была неравнодушна!
«У меня нет выбора», – сказала она. С этим пора было кончать.
– То есть больше мне нельзя приходить сюда? Даже если ты не желаешь… проводить со мной ночи, неужели ты способна выгнать меня раз и навсегда?
«Полный и окончательный разрыв, – сказала она, – единственное решение из возможных».
Но отчаяние придало Тельме несгибаемое упорство. Она будет приходить всего раз в неделю. Станет убирать в доме и ходить за покупками. Никакой платы за все это она не ждет. Она подыщет другую работу, чтобы прокормиться. На уроки музыки она больше не рассчитывает. Больше никогда, ни за что не явится, не предупредив. И будет довольна, даже если после того, как она закончит уборку, они просто выпьют кофе вдвоем в кухне.
В конце концов до нее дошло, что ничего подобного не будет, и Сид почти с облегчением увидела, как возмущенно вспыхнули глаза девчонки. Ей, наверное, все-таки дадут время собрать вещи или Сид предпочитает, чтобы она вернулась за ними завтра? Сид вовремя разглядела попытку ухватиться за соломинку и предотвратила ее. Нет, собрать все вещи надо прямо сейчас. За такси она заплатит. Когда Тельма скрылась наверху в комнате для гостей, Сид собрала все ее ноты – и разложенные на рояле, и хранящиеся в банкетке возле него, и втиснула их все в ее папку. Ее трясло от стыда, тошнотворного открытия, что к Тельме она не испытывает не только любви, но и просто приязни, а еще – от осознания, что сочетание их натур – ее и Тельмы – просто не допустит хоть сколько-нибудь более дружеского и тактичного расставания. Большое вырастет из малого, ухваченная соломинка обернется веревкой, на которой она наверняка повесится: жестокий, внезапный и окончательный разрыв – вот все, на что она способна.
