– Конечно, я приду, – сказала она.
В холле Диана заговорила:
– Он очень быстро утомляется. Вот почему я считаю, что пока ему не до посетителей.
– Но ведь с ним все в порядке, да? То есть… он выздоравливает?
– Ну разумеется. Просто это займет некоторое время, вот и все. – Она улыбнулась, давая понять, что вопрос закрыт. – Как там Америка? – спросила она с полным отсутствием любопытства. Прежде чем Луиза успела ответить, дверь с грохотом распахнулась, маленькая девочка выпалила:
– Мама, так ты почитаешь мне или ты не почитаешь мне? Я все жду, и жду, и жду.
– Это Сюзан. Скажи «привет» Луизе.
– Привет Луизе. Ну же, мама!
– Да, почитаю. Только попрощаюсь с Луизой. – Она поцеловала воздух на расстоянии дюйма от ее щеки. – Я сообщу вам, когда он будет готов к следующему визиту.
«Нет, не сообщишь», – думала Луиза, шагая по улице. Она была сбита с толку неприязнью Дианы и беспокоилась за отца. Мало того что он был явно болен тяжелее, чем она ожидала, – он выглядел несчастным. С тревожной отчетливостью ей вспоминались примеры разницы в его поведении наедине с ней и в присутствии Дианы: он казался уязвимым, каким раньше ей и в голову не пришло бы его считать, и как будто бы загнанным в ловушку. Какое право имела Диана решать, видеться ей с ним или нет? Вспоминая, как дружески держалась с ней Диана в том первом и до сегодняшнего дня единственном случае, когда они познакомились в отцовском клубе, Луиза все острее ощущала неприязнь к ней. Он рассказывал, как воевал, будто исповедовался, и она вдруг поняла, каким юным и ранимым он наверняка был в то время. Что бы он ни натворил, что бы с ним ни случилось, какими бы неверными ни были его действия и выбор, она поняла, что все еще привязана к нему – до сих пор любит его. Облегчение от этого было невозможно передать словами.
Вместе с тем не стоило рассчитывать, что он в состоянии ей помочь – или что Диана позволит ему. Придется перебиваться самой. По ощущениям, это неудобно, но правильно. Во время долгой поездки домой на двух автобусах, причем второго пришлось ждать, решение начало обретать форму.
Она уйдет. Если она расстанется с Майклом, придется оставить ему Себастьяна и няню. Она просто не сможет обеспечить их всех, поскольку у нее нет ни денег на первое время, ни работы, ни жилья. Когда она пыталась думать обо всем сразу, ее начинало подташнивать. Лучше для начала заняться чем-нибудь одним. Жилье – удачная отправная точка. Если бы ей удалось найти деньги, чтобы заплатить за аренду, возможно, она смогла бы занять принадлежащую Клэри половину квартиры на Бландфорд-стрит. С другой стороны, Полли тоже съедет оттуда, когда выйдет замуж, а квартиру целиком она не сможет себе позволить. Может, Стелле после возвращения понадобится свой угол? Возможно, но рассчитывать на это не стоит. Вдруг она вспомнила, как однажды зимой, когда они сидели в ресторане, на их с Майклом столик прислали визитку. На ней было приписано от руки: «Вы не заинтересованы поработать моделью для «Вог»?» Ту карточку она потеряла, но могла бы позвонить им и спросить, готовы ли они дать ей работу. «Или можно повторить путь Невилла, – подумала она. – С мытьем посуды справится любой. Вдобавок я когда-то немножко училась готовить. И могла бы заниматься этим делом».
Она решила написать об этом Стелле.
Странные чувства вызывало возвращение на Эдвардс-сквер, к няне и уходящей миссис Олсоп, и визит тем же вечером вместе с Майклом на званый ужин в дом на Маркхэм-сквер. «Я могла бы и дальше видеться с Себастьяном каждую неделю в нянин выходной, – думала она, – если только найду работу, с которой смогу отлучаться в этот день». Казалось, это ничуть не труднее, чем просто найти работу. Бредовые мысли рождались у нее одна за другой. Она могла бы написать пьесу – об этом она всегда мечтала. Или приложить все усилия, чтобы ее взяли работать в театр. Уже перед самым домом она задумалась о том, что скажет или сделает Майкл, когда обо всем узнает. Что бы это ни было, она почему-то не сомневалась, что он, в сущности, не станет возражать, может, даже вздохнет с облегчением, особенно если она все сделает сама – то есть уйдет от него, чтобы он выглядел порядочным человеком. «Из-за меня он столько натерпелся, – думала она, – что когда я уйду, его мучения прекратятся. Он сможет развестись со мной и жениться на Ровене». Еще до отъезда в Америку она узнала, что он встречается с Ровеной, и от этого испытала только облегчение. По крайней мере, с нее была снята часть вины. Но когда она думала о Себастьяне, ничто не приносило ей облегчения – ничто. Почему-то думать о нем было невыносимо. Казалось, она все испортила ему с самого начала – уже тем, что он родился у нее. Луизу не покидало ощущение, что расплачиваться за это ей предстоит всю свою жизнь.
Но в остальном уход представлялся ей струей свежего воздуха, свободой, будто она смывала краску с собственной спины и становилась такой, какой ей полагалось быть с самого начала. Обедневшая разведенная женщина двадцати четырех лет от роду (ну, к тому времени, как она разведется, как раз подойдет и возраст), без каких-либо навыков, умений и образования, – эти слова звучали жутковато, но в них чувствовался вызов, и она рискнула принять его.
2. Клэри
1946–1947 годы
– Возможно, вам было бы интересно узнать, что сказал Руперт.
Она была так зла, что смотрела на него и молчала.
– Он сказал, что вам нет смысла делать из меня отца, если у вас уже и так есть один вполне пригодный.
Так началась худшая ссора в ее жизни.
Она заявила, что такой бред слышит впервые.
– Ну, поскольку в равной степени абсурдной вам кажется мысль, что я мог бы относиться к вам, как к взрослой…
– То есть завели бы со мной роман…
– Да, могло дойти и до этого. Разумеется, не дошло, но, по-моему, вполне логично, что Руперт так и подумал.
– По-вашему? Ну, а по-моему, это мерзость и идиотизм.
– Ясно. То есть мне отвели всего-навсего роль гувернантки. Извините, Клэри, я не хотел.
– Хотели. Вы нарочно стараетесь вести себя так гадко, как только можете. А я-то считала вас другом! Нет никакой необходимости относиться ко мне как к ребенку!
– Есть, еще какая.
Она помнила, каким мрачным тоном он это произнес. И снова сгорбилась над головоломкой (за которую засела в тот же момент, как ее отец покинул комнату, а Арчи отправился проводить его), но он шагнул к столу и смахнул почти все детали на пол.
– Я отношусь к вам как к ребенку потому, что именно так вы себя и ведете. Хотите дружеского отношения с моей стороны – будьте любезны выслушать меня, черт возьми. Вы обошлись со своим отцом очень некрасиво, но полагаю, вы так поглощены собой, что даже не заметили этого.
– Вы тоже не очень-то любезничали с ним. Так что уж кто бы говорил!
– Да, согласен. Потому и говорю. А вам следует прекратить, Клэри.
