В воскресенье вечером, когда они остались одни, Эдвард предупредил:
– Насчет этой свадьбы не стоит слишком воодушевляться.
– Я и не думала, но почему? По-моему, очень радостное событие.
– Боюсь, присутствовать на нем мы не будем.
– А что такого? Я уже со всеми познакомилась, меня, кажется, приняли.
– Потому что Хью хочет пригласить Вилли. Вот почему. Вилли заботилась о Сибил, когда та умирала, и Хью этого не забыл.
– А-а. Это значит, что он не желает со мной знакомиться?
– Не знаю. Может быть. Кое в чем он упрям как черт. Между нами есть и другие разногласия. Не только ты.
– Рада слышать, – сказала она.
– Да? – Он оскорбился. – Знаешь ведь какие.
Разумеется, она знала. Капиталовложения, Саутгемптон и так далее, и хоть он пытался ей растолковать, все выглядело настолько запутанно, неразрешимо и, в общем-то, довольно скучно, что она забыла, как мысли об этих делах донимают Эдварда.
– Дорогой, прости! Я понимаю, как они тебя тревожат. И жалею только, что ничем не могу помочь.
– Милая, еще как можешь! Я очень люблю тебя, ты же знаешь.
– Знаю. И я тебя люблю.
По возвращении в Лондон оказалось, что с Джоном беда. Из больницы звонили час назад, сообщила миссис Гринэйкр, но когда она дозвонилась в Хоум-Плейс, то узнала, что они уже выехали. Это насчет майора Крессуэлла. Он в Мидлсекской больнице.
– Я тебя отвезу, – вызвался Эдвард, и они сразу уехали, даже не позвонив в больницу.
– Как думаешь, он попал в аварию, или?..
– Не знаю, дорогая. Может, у него особенно жестокий приступ малярии.
– Но разве в этом случае все равно стали бы звонить нам?
– Или сердечный приступ, или еще что-нибудь. Бесполезно гадать и тревожиться, мы все равно ничего не знаем. Постараемся доехать поскорее, – дождь снова усилился, но улицы были почти свободны.
– У него передозировка, – сообщила им сестра, – но его, к счастью, вовремя обнаружили. Мы сделали промывание, сейчас ему полегчало. Ваше имя нашли у него в записной книжке, вот и позвонили вам.
Ее проводили в палату. Он лежал в дальнем конце. Эдвард сказал, что подождет за дверью. Возле кровати стоял стул, она села. Он лежал совсем серый, исхудавший, с закрытыми глазами, но открыл их, когда она позвала его по имени.
– Джонни! Это я, Диана.
Вид у него был растерянный.
– Дико виноват, – пробормотал он. – Не знал, как быть. – Она взяла его за руку. Он впился в нее взглядом. – Бесполезно, – продолжал он. – Я просто не могу… найти… Даже на этот раз не справился, да? И вот он я опять. – Он силился улыбнуться, единственная слеза медленно выкатилась из глаза.
Она погладила его по руке.
– Милый Джонни, все хорошо. Я здесь.
– Понимаешь, просто поговорить не с кем. – Он снова зажмурился и продолжал, не открывая глаз: – Вот чем хорош был лагерь: этого добра навалом.
– По-моему, сейчас тебе надо поспать. Завтра я снова приеду, и мы поговорим как следует.
– Вот горемыка. Ужас какой!
С помощью многочисленных вопросов она выяснила, что нет, в компании «Казалет» толку от него было немного; что ему придумали работу, но из этого ничего не вышло. Он все тревожился, не мог понять, что и как должен делать, и приставал к другим с расспросами, отвлекая их. Хью считал, что его надо уволить, но Эдвард уговорил дать ему еще немного времени.
– Вот что я тебе скажу. Почему бы тебе не потолковать насчет него с Рейчел? В таких делах она неплохо разбирается.
Оказалось, и вправду неплохо. Диана позвонила ей, Рейчел приехала в тот же день, они долго беседовали, и Рейчел решила съездить к нему сама.
– Ему, бедному, похоже, слишком одиноко, – определила она.
Диану переполняли чувства благодарности и облегчения. Потом она забеспокоилась, куда же ему деваться после выписки из больницы, которая, как она узнала во время второго посещения, ожидалась в самом ближайшем времени. Естественно, она могла бы приютить его у себя, но от такой перспективы у нее падало сердце, и хотя она полагала, что Эдвард не станет возражать, ей было ясно, что и в восторг он не придет.
Но Рейчел все уладила.
– Надеюсь, вы не сочтете меня слишком настойчивой, – сказала она по телефону в тот вечер, – но сестра Мур сказала, что ему нет смысла задерживаться в больнице, вот я и договорилась о его пребывании у одной из моих давних коллег – сестры милосердия на пенсии, которая время от времени берет к себе выздоравливающих пациентов, которым требуется небольшой уход. Она живет в Илинге, так что вы сможете навещать его там. Я объяснила ей, что к чему, а она на редкость здравомыслящий человек. Уверена, она благополучно проведет его через этот этап. А мы пока подыщем ему какое-нибудь занятие – более подходящее, чем сидеть в конторской каморке и сражаться с цифрами, в чем, по его словам, он не силен. Думаю, ориентироваться нам следует на работу в каком-нибудь сообществе, там, где у него появится компания. Сестра Мур говорит, вес у него ниже нормы и почки пошаливают, так что прежде ему понадобится хороший отдых. Я уже поговорила с ним об этом и сказала, что непременно приеду навестить его в Илинге.
Но когда Диана попыталась поблагодарить Рейчел, та перебила:
– Нет, не стоит, такие заботы мне только в радость. Надеюсь, вы не сочли меня чересчур настойчивой. Он такой милый, он заслуживает лучшей участи. Людей, подобных ему, наверняка насчитывается множество, верно? Тех, кого тяжело ранила война, но по их виду не скажешь, поэтому внимания им уделяют недостаточно. – Она перевела дыхание. – Был один печальный момент: он дал мне свою записную книжку, просил позвонить его дантисту и отменить визит. И единственными записями в этой книжке оказались два адреса и телефона – дантиста и ваш.
Утро почти закончилось. Вставая, чтобы принять ванну, она вспоминала, как на прошлой неделе навещала Джонни. Две недели в обществе сестры Краучбек сотворили чудо. Он выглядел уже не таким чахлым и жалким; лицо больше не казалось бесцветным, одежда имела аккуратный вид – тщательно отутюженная рубашка, брюки со стрелками, начищенные ботинки; его редкие волосы были старательно расчесаны.
– Он учился вязать, – сообщила сестра Краучбек. – Прямо пристрастился, как утка к воде. И так красиво подстриг мне бирючину. Даже не знаю, как теперь буду обходиться без него. – Заметив, как он порозовел, она закончила: – Хоть и не следовало бы, но я все-таки скажу: мужчина в доме – это совсем другое дело.
«Как же мне повезло, – думала она, – по сравнению с Джонни!» Лежа в ванне, она перечисляла доставшиеся ей блага: хороший просторный дом, не слишком красивый, но удобный; экономка, которая избавила ее от всех походов за покупками и готовки, так долго отнимавших у нее чуть ли не все время; четверо здоровых детей и Эдвард, который пожертвовал своим браком, чтобы жениться на ней. Чего еще она могла пожелать? Однако искать ответ на этот вопрос она почему-то была не в состоянии.