– Н-ну… и хорошо, – сказал Нечаев. – Значит, считаем, что в целом договорились?
Митрофанов кивнул.
– Это прекрасно, – сказал Нечаев, встал и протянул руку.
Митрофанов со вздохом встал и пожал ее.
– Что уж так мрачно, – благодушно продолжил Нечаев. – Начало больших дел. Выпить бы за это, несмотря что пост, да я вот по медицинским бросил, два года как – а вам, я думаю, шампанское прям остро рекомендуется.
Митрофанов и Оксана отказались молча, дружно и не переглядываясь.
– Разоблачат нас, как «Хизб ут-Тахрир», – сказал Нечаев. – Семья-то возражать не будет? Вы ведь женаты, а дети уже взрослые, я правильно помню?
[13]
– Вот кстати, – ответил Митрофанов как-то невпопад и полез в карман за телефоном.
Неужто фотки показывать будет, с ужасом подумала Оксана, но Митрофанов сам уставился в экранчик, и не чтобы ответить на вызов, которого, похоже, не было. Он нашел кого-то в списке, тюкнул по контакту и пошел к двери, бросив на ходу:
– Я буквально на секунду, важный звонок.
Дверь клацнула. Нечаев уважительно сказал:
– Эк у него строго. Реально, что ли, разрешения спрашивать пошел?
– Вряд ли, – сказал Оксана, налила себе воды и выпила, чтобы не сказать чего-нибудь еще. Потому что сейчас что ни скажи, всё будет лишним, показательным и саморазоблачительным.
Нечаев, словно не замечая ее нервозности, – хотя заметил же, гад проницательный, – сказал:
– Интересный человечек, в самом деле. Самородок. Спасибо, Оксана Викторовна, мы бы сами не заметили, конечно, – скрывался он почти двадцать лет, что ли. А ведь специалист с потенциалом был, нам все подтвердили, кто его вспомнил.
– Да я сама недавно… – начала Оксана и замолчала.
Дверь качнулась, видимо, под напором кондиционированных вихорьков. Стало слышно Митрофанова. Он говорил негромко, но в пустом ресторане слышимость была как в бассейне:
– Саньк, ну прости, так надо. Не реви ты, пожалуйста. Что? Нет, ей не сказал еще. Я же тебе первой обещал. Сейчас позвоню. Значит, разрешаешь на бывшей…
Дверь опять захлопнулась.
– Жена ревет от счастья, – вполголоса отметил Нечаев. – Женщины мудрее все-таки, чем мы.
Оксана вцепилась в краешек стула, чтобы удержать закружившийся внезапно мир. Нечаев, к счастью, на сей раз впрямь ничего не заметил и пустился в длинное рассуждение про женщин, которые смысл жизни и утешение страннику. Он же клеит меня, запоздало сообразила Оксана, этого еще не хватало, – и тут дверь открылась вновь. В зал, пряча телефон, вошел Митрофанов и, коротко извинившись, сел за стол.
– Согласна? – спросил Нечаев сочувственно, и Митрофанов одновременно и невпопад сказал:
– Нет, разведен.
Оксана вскинула глаза, Нечаев озадаченно сказал:
– П-простите?..
– Вы спросили, женат ли, – нет, разведен. То есть сейчас развожусь.
Оксана пробормотала себе под нос:
– Вот так это делается, да?
Нечаев покосился на нее, а Митрофанов спросил:
– Или это помеха?
– Нет, что вы, – заверил Нечаев. – Напротив, высочайше благословленная мода.
Через полтора часа Митрофанов спросил:
– То есть это я должность главы через постель получаю?
– А по-другому не бывает, – сказала Оксана. – Иди сюда уже.
Часть вторая
И сказал он: выбросьте ее.
И выбросили ее.
Четвертая книга Царств
Глава первая
В квартире на Ленина рядом с входной дверью была небольшая, метр на метр, комнатка без окон. Свекровь переименовала ее в кладовку и хранила соленья-варенья. А Лена вслед за тетей Леной называла комнату темнушкой, держала там несезонную верхнюю одежду и пыталась задействовать в непростом педагогическом процессе под названием «А Саша пожалеет, что не слушалась».
Саша была, что называется, непростым ребенком, своевольничала, добивалась своего, хоть лопни, и строила всех вокруг. Обычно почти все вокруг строились с откровенным удовольствием, и Лена первая. Но иногда она спохватывалась, что разбаловывает девочку.
Ответственной родительнице странно потакать желанию двухлетнего ребенка не отправляться в кровать в восемь вечера, а раз за разом запускать ускоренную мелодию «Джингл беллз» в пластмассовом микропианино. На пятом разе утомленная мать укрепилась в недовольстве как собой, так и ситуацией и предупредила Сашу, что потанцевали, и будет, теперь умываемся и идем спать. Дочь заявила: «Неть» – и снова нажала кнопку пианино. Лена присела и щелкнула ползунком выключения. Саша потянулась к пианино. «Саша», – сказала Лена со значением и подумала, что в приседе, возможно, звучит и выглядит не слишком внушительно. Саша рванула пианино к себе, сопя, отщелкнула ползунок и запустила «Джингл беллз». «Саша, выключи», – велела Лена. «Анюй!» – рявкнула Саша, вцепившись обеими руками в пластмассовую штамповку, как в рукоятки станкового пулемета. Это означало «Танцуй». Лена потянулась и снова вырубила шарманку. Саша попыталась увернуться, не успела, злобно засопела и принялась шарить по кнопке. Надо было просто батарейки вынуть, запоздало подумала Лена и очень спокойно сказала: «Саша, если ты сейчас включишь песенку, я уйду от тебя. Поняла?» Саша щелкнула кнопкой и победно посмотрела на мать. Лена встала и вышла.
Она беззвучно прикрыла за собой дверь темнушки, прислонилась к стене, прикрывшись, как занавесом, дубленкой и пуховиком, и принялась ждать. «Джингл беллз» доиграли и после паузы забренчали снова. Ладно, подумала Лена с растущим раздражением, поиграй-поиграй. Доиграешься. А вдруг нет? Лена прикинула, что делать, если музыка так и будет гонять по кругу. Ей что, торчать тут, как дуре, до ночи? Весело получится. Придет Даня домой серый от усталости, а дома любимая дочь, вся счастливая, сопли до ковра и, скорее всего, мокрая и холодная сверху донизу, кашляет в такт китайским колокольчикам из последних батареек, а упорная мать затаилась в темнушке объевшейся молью и шерстинки на воротнике считает. И ничего не готово – ну почти, котлеты только.
На третий круг Саша не зашла. Лена прислушалась, прикидывая варианты встречи дочери, которая после недолгих розысков – в однокомнатной квартире другие маловероятны – вломится в темнушку. Темноты Саша не боялась. Хороший вариант, чтобы это дело исправить, подумала Лена мрачновато и чуть не стукнула себя по башке за такие мысли. Шнурок для зажигания света свисал так, что и лежащий дотянется, и Саша это знала. Если выскочить из-за дубленки с громким «Бу!», Саша, конечно, и при свете напугается, хотя может и в восторг прийти, с нею не угадаешь. А если не выскакивать, увидит ноги и обрадуется, что мамку нашла – хотя тоже не факт. Может, как в фильме ужасов, испугаться полускрытой неподвижной фигуры. Угадай тут, подумала Лена, прислушалась и испугалась сама. Из комнаты не доносилось ни звуков поиска, ни кряхтенья. Вообще ничего. Саша не звала ее и не искала. Может, сама прислушивалась. Или пропала.
