В тот день ничто не предвещало.
Маменька с подругою пили на терраске чай с яблочным вареньем.
Я, стало быть, используя законный отпуск, плавала в Эгейском море, дочь моя удовлетворяла свои культурные потребности в г. Париже, и только муж мой был в относительной досягаемости – трудился в отведенной ему для этого Третьяковской галерее.
Звонок на тихой даче раздался внезапно.
– Валя!!! Валя!!! – кричал в телефон надрывный женский голос. – Валя, Женька-ка то наш…
Далее связь оборвалась.
Тут следует заметить, что родня моя не слишком многочисленна, но это несомненное достоинство она искупает некоторой непредсказуемостью.
«Женька», в частности, это брат моего покойного отца, мужчина за семьдесят и не самого титанического здоровья, склонный при этом к самым неожиданным эскападам и злоупотреблениям.
У меня еще есть кузен, кузина и племянники, но это, слава Богу, к делу отношения не имеет.
Поэтому я скажу коротко: ждать от моих родственников можно чего угодно.
Ну, пожалуй, кроме наследства.
Так вот.
– Валя!!! Валя!!! – надрывался телефон. – Женька-то наш…
Вот вы, к примеру. О чем думаете вы, когда в половине четвертого утра (или даже среди бела дня) вас тревожат истошным криком в трубке?
Вы, наверное, думаете, что в дом пришла радость и к вам летит счастливая весть.
Увы, не такова мать моя старушка.
Это женщина ипохондрического склада и богатого воображения.
Воображению маменьки мог бы позавидовать Стивен Кинг. Особенно в крайних случаях. К примеру, если я в восемь вечера не беру трубку.
Ну, вы понимаете.
Телефон, меж тем, звонил. Каждый крик «Валя, а Женька-то наш!» выводил маменьку на новый виток.
Ну скажите мне, дорогие читатели и дорогой ОМО, что мог сделать «Женька-то наш»?
Естественно, его парализовало. Как минимум. Но скорее всего, он умер.
Маменька решила принять меры.
И тут я подхожу к главному.
Спасибо тебе, дорогой ОМО.
За то, что мама не дозвонилась дочери на Эгейское море и внучери на Монмартр.
Она даже не смогла добыть зятя из подвалов ГТГ.
Страшно подумать, какие психические разрушения произвел бы ее звонок в Париже, в Салониках и даже в Толмачевском переулке.
Оставшись наедине с трагедией, маменька решила обуть онучи и идти лесом на станцию хоронить «Женьку-то нашего».
Телефон, меж тем, звонил.
Маменькины подруги (дамы ее же элегантного возраста) отобрали у маменьки аппарат и полезли на крышу. Вдвоем. Одна лезла, другая держала.
Я, ОМО, избавлю тебя от технических подробностей этого восхождения.
Скажу честно, я попросила и меня от них избавить.
Коротко говоря, они влезли.
С крыши, если высунуться подальше, и вправо, твой сигнал ЕСТЬ.
Женька-то наш пришел в гости к Анне Матвевне.
Они вместе отмечали день военно-морского флота, и решили позвонить моей маме.
«Проздравить».
Даже не знаю, что еще добавить.
Наверное, то, что, слезши с крыши, старушки отметили-таки день ВМФ распитием корвалола.
* * *
Телефонный звонок.
Незнакомый номер.
– Алло, – говорю.
На том конце – звенящий девичий голос. Металл пополам со слезой.
– Кто вы?!
– Гм, а вы кто?! – интересуюсь я в свою очередь. – И главное – куда вы звоните?
– Не сомневайтесь, я звоню вам!
– Очень хорошо, миленькая. Что у вас случилось? Кто захворал? Чем? Где лечится?
– Никто нигде не лечится!!! Я хочу знать, КТО ВЫ ТАКАЯ.
– А вы кто такая?! – начинаю сердиться я.
– Меня зовут Лена! Так и запомните!
– Запомню, – говорю. – Лена. Кто вы, Лена, и что вам надо?
– А я скажу вам! Я вам скажу!!! Я вытащила у Антона из кармана мобильник, я нашла ваш номер! Я хочу знать, кто вы такая!!!
– Так, – говорю, – туман над могильниками рассеивается. Значит, сперли мобильник…
– Нет, не сперла!!! Я вытащила, я должна знать! Вы думаете, он любит вас?! НЕТ! Он любит меня!!!
– И хорошо, и Бог в помощь, – говорю, – Чего вы кричите, деточка?!
– Я вам не деточка!!!
– Сколько вам лет?
– Двадцать один почти!
– Вы мне деточка. Вы сперли мобильник у Антона. Вы звоните мне, чтобы узнать, кто я такая. У Антона не меньше трех сотен контактов в мобильнике. Почему вы мне звоните?
– Вы у него в «избранном»! И там написано: «любимая женщина»!
Тьфу ты пропасть.
Холера тебя разбери.
– Лялечка, – начинаю я.
– Откуда вы знаете, что он зовет меня Лялечкой?! Значит, он вам говорил обо мне, я знаю, не врите!!!
Ох ты Господи.
Тридцать лет я знаю этого человека.
Тридцать лет подряд он носит линялые голубые джинсы под цвет глаз, тридцать лет подряд поднимает с полу тяжелые металлические предметы в целях бодибилдинга, тридцать лет подряд он морочит голову хорошеньким девушкам и тридцать лет подряд зовет их «Лялечками». У него плохая память на имена, изволите ли видеть…
– Деточка, – говорю, – он ведь вам в папы годится. Причем с перехлестом…
– Это не имеет значения! Вы не знаете, как он несчастен! Его никто не понимает! И вы его не понимаете!
– Милочка, – отвечаю, чувствуя себя Маргаритой Палной Хоботовой из известного кинофильма, – я его не понимаю только тогда, когда он про свои стохастические аппроксимации говорит, а так – чего там понимать, ласточка вы моя…
– Вы черствая! – кричит.
Нет, я могла бы сразу послать девочку к черту.
Нет, я потом перезвонила фигуранту и сказала речь, в которой часто звучали такие словосочетания, как «старый козел», и «как не стыдно».
Нет, я все понимаю.
Но милые, родные, любимые девочки…
Если ему полтинник и он – «одинокий волк», то это знаете почему?
Это потому, что он всех сожрал!
И нет другого объяснения.
Хоть вы по швам разойдитесь.
Если он до сих пор одинок и прекрасен, то это не потому, что он ждал вас.
А потому, что с ним невозможно жить.
Да нет, я не сержусь.
