– Чтоб он сдал ЕГЭ хоть на 70 %.
– Мама, – говорю. – Вы, видать, в чудеса верите?
– Но у нас же еще месяц.
– И что вы сказали? – спрашивает доктор.
– Орала, – отвечаю.
– Хотите сигаретку? – соболезнует доктор.
– Вы ж сами говорили, что курить вредно.
– Вредно, – отвечает доктор. – Да я и не курю. Так уж. От пропорций…
За дверьми слышится плач.
Да, мама, на которую я орала, тоже плакала…
Мы со стоматологом злые люди.
* * *
Воскресная проповедь в Кафедрале.
Священник долго и вдумчиво говорит о необходимости искоренения греха. Прихожане долго и вдумчиво слушают о необходимости искоренения. В витражах плещется солнце, в боковом нефе пронзительно и традиционно вопит у мамы на руках кто-то безгрешный. В остальном – под сводами тихо и грустно.
Необходимость искоренения греха концентрируется в воздухе, превращаясь в императив.
Падре делает паузу, оглядывая собрание.
Вздыхает.
– Вообще, – говорит падре, – это все хорошо, но Страшный Суд можно сравнить с сельскохозяйственной выставкой. Вообразите, что вы привезли на выставку три телеги лебеды и гордо говорите: «Смотрите, это все я повыдергал, искоренил!». Репку! Покажите одну маленькую репку или морковку, которую вы на этом месте ВЫРАСТИЛИ!
Третий день хожу вдоль телеги с лебедой, думаю…
* * *
Как известно, страшнее русских на войне могут быть только русские на отдыхе.
Слава Богу, в своей греческой деревне я избавлена от наблюдения за процессом. В аэропорту Македония виден только результат.
Битва с печенью проиграна печенью вчистую.
Мешки под глазами – цвета грозового неба над грозовым морем.
На лице застыло неповторимое выражение: «Мама, где я?!»
Мужчина в майке, шортах и шлепанцах, надетых на носочки небесно-голубого цвета, волочится на посадку.
При мужчине – жена и сын.
Супругам слегка за тридцать.
Мальчику лет шесть.
Мать и жена непрерывно говорит.
Семья стоит прямо за мной, наушники от плеера зачем-то летят в чемодане, и я принудительно слушаю про то, что этот сукин сын испортил супруге весь отдых потому, что жрал водку с такими же козлами, как он сам, и смотрел на голых баб на пляже. В особенности – на Петькину жену, которая, сука, совсем потеряла стыд.
Выговаривает все это мать семейства таким тоном, за который я давала бы 15 суток ареста.
Ну, как бы вам объяснить…
Даже со злой собакой не надо разговаривать таким тоном, тем более со «Стасиком», который стоит, качаясь, как тонкая рябина, и смотрит тоскливо.
Разговаривает девушка, к сожалению, матом.
Ребенок трется тут же, равнодушно воя на одной ноте: «Мам, я хочу спрайт!!!»
Очередь ползет. Ребенок ноет. Мама пилит. Стасик страдает.
«Спраааайт!!! Спрааайт!!!» – ноет ребенок.
Внезапно детское терпение лопается, он размахивается и кулаком бьет маму по заднице: «Мама, @#$%^, спрайт дай!!!!»
Повисает молчание.
Дальше вы, наверное, уже угадали…
– Кто тебя таким словам научил, щенок?!
Как говорится, занавес.
В автобусе, который везет по летному полю народ к самолету, – вторая серия.
Я стою у окна. Рядом бабушка с внуком. Опять лет шести. Внук КАПРИЗНИЧАЕТ. Он не будет того, не хочет этого, и «бабка-дура, отстань».
Бабушка, сюсюкая:
– Ты мое золотце! Сейчас тетя встанет и пустит тебя к окошку.
Я стою. Мальчик капризничает. Бабушка – угрожающе: «Тетя сейчас станет!!!»
Я безмятежно смотрю в окно.
– Почему она не уходит!? – шипит мальчик.
– Женщина, вы что, не слышите, ребенок хочет к окну!!!
– Мало ли, чего он хочет, – говорю я.
– Вы… Вы… Вы…
– Ненавижу детей, – любезно подсказываю я.
Третья серия – в самолете.
Веселая мама и веселое дитя лет четырех.
Два с половиной часа полета она ему читает, он смотрит мультик на ДВД, и она с ним играет.
Вы ждете подвоха?
Не будет.
Это была мажорная нота.
* * *
Всю жизнь думаю о людях хуже, чем они есть…
Магазинчик около дома. Ну, у вас такой тоже есть около дома. Пиво-сигареты, йогурты в молочном отделе, продавщица со сложной прической…
Визг в магазинчике стоит нестерпимый. На руках у женщины вопит ребенок лет четырех. Вопит так, что аж дугой выгибается. Кажется, ему отказали в чипсах. Остаться в стороне невозможно, и весь магазин принимает участие – в самом широком диапазоне. От «успокойся, деточка, вот тебе конфетка!» до «мамаша, дайте ему под зад, у вас растет мерзавец».
Единственное существо, которому весь этот концерт до лампочки, – кошка. Кошка велика и меланхолична и относится к популярной породе «сирота магазинная» – килограммов так на 10–12, классического подзаборного окраса. Кошка спит на прилавке, повернувшись к публике равнодушной спиной.
Дитя набирает воздуху для следующего «залпа», и я пользуюсь паузой:
– Слышь, друг! – говорю я. – Прекрати орать, ты собаку разбудишь.
Настает тишина. Пацан перестает дышать, думает пару секунд и говорит тихо, но уверенно:
– Это кошка.
Я, с изумлением:
– Да ты что, с ума сошел?! Какая ж это кошка? Совсем уже тю-тю? Кошку от собаки отличить не можешь?
– Это кошка, – говорит дитя уже не так уверенно, озираясь по сторонам в поисках поддержки.
И тут, совершенно внезапно, вступает продавщица:
– Мальчик, какая ж это кошка?
Следом – тетка с тремя пакетами:
– Это собачка, конечно, а ты что подумал?
Кошка лениво потягивается и увесисто соскакивает с прилавка.
– Мама, пойдем домой, – тихо-тихо говорит мальчик.
Я покупаю свои йогурты, думая о том, что реальность не так уж, в сущности, дорога людям…
* * *
Маменька под давлением соседок рассказала мне, как в мое отсутствие она с помощью Одного Мобильного Оператора (далее – ОМО) отметила день военно-морского флота.
Надеюсь, вы заинтригованы.
И действительно – где военно-морской флот и где чисто гражданская старушка, нейтральная как все 26 кантонов Швейцарии вместе взятых?!
