Соседка-старушка, интеллигентнейшая Алла Павловна, заходившая к животному пять раз в день в промежутках между Лизиными визитами, сказала решительно:
– Мы завернем его в покрывало и закопаем на Крылатских холмах, у Святого Источника, под белою березою.
– Там лежит снег, – сказала я.
– Я возьму лопатку внука Пети, – сказала Алла Павловна.
– Я видела лопатку внука Пети, – сказала я, – это красивая красная пластмассовая лопатка. Ею нельзя вырыть глубокую могилу в снегу под березою.
– Мы закидаем его снегом, – поколебавшись сообщила соседка.
Словом, я села за интернет.
Минут пять думала, как спросить у Гугла то, что мне надо выяснить. Оказалось, это называется «утилизацией домашних животных».
Скромно. Неброско.
Нажала ссылку.
Читаю:
«Утилизация домашних животных. Постоянным клиентам – скидка 30 %».
Пресвятая Богородица…
Звоню. На том конце голос, полный скорби.
– Соболезную вам в постигшем вас горе, – говорят, – Счастливы и горды быть с вами в миг вашей утраты. Кто у вас сдох? То есть, простите, почил? Мы можем кремировать ваше животное в вашем присутствии в соответствующем учреждении, и прах его в специальной урне вы сможете потом хранить в серванте…
– Вы это серьезно? – спрашиваю.
Кстати, «Новопассит» – отличная штука. В целом – нервирует. Но как-то на периферии.
– А, вы не хотите траурной церемонии? – оживляется собеседник. – В общем, я вас понимаю, это ж надо тащиться в Можайск, там у нас договорчик заключен, там кремируют…
Боженька, Боженька…
Кошкин труп они сейчас заберут.
Мама о кончине осведомлена.
«Новопассит» почти съеден.
Выпить хочется, и уже не чуть-чуть, а как следует…
* * *
Раз в год.
Раз в год я бываю нежной и удивительной. Раз в год я называю электрическую лампочку «этой штучкой», не могу самостоятельно выдернуть ключ из замка и краснею при слове «инжектор» – как смолянка при слове «жопа». Раз в год я хлопаю ресницами и спрашиваю восторженно и тоненько: «Ой, вы правда знаете, как открывается эта крышечка? Вы так умны!» Да-да, раз в год я называю капот крышечкой. Раз в год я удивляюсь слову «аккумулятор» и спрашиваю, где находится это устройство. Словом, раз в год я изображаю девочку.
Делаю я это в гараже, вынимая из бокса перезимовавшую машину с севшим напрочь тем самым из-под крышечки.
Сегодня соседи по гаражам Вася и Петя:
• Принесли зарядное устройство для севшего прибора.
• Принесли прикуриватель.
• Принесли мне чаю в термосе.
• Усадили меня в Петину машину (в Васиной было неуютно и грязновато).
• Завели музыку.
• Рассказали мне тридцать три истории, из которых следовало, что женщина – цветок и ее соприкосновение с грубым реальным миром чревато самыми страшными последствиями для грубого реального мира нежных лепестков этого тепличного растения.
• Предложили мне эскорт на автосервис, потому что я могу, не дай Бог, заглохнуть.
• Велели позвонить им с сервиса, чтоб они не волновались, как я, бедненькая, доеду.
То есть, дамы и господа, изобразив из себя ДУРУ, я…
Простите.
И еще раз простите.
Мальчики, вы такие прекрасные, что мне просто стыдно.
Машина на сервисе.
А я купила себе розовый лак для ногтей и лимонно-желтую пилочку.
* * *
Я очень люблю Очевидное.
Вообще, Очевидное – моя тихая пристань, мой домик под черепичной крышей, мой персональный чайник на плите. Словом, Очевидное – своего рода прибежище для усталого путника.
Воровать нехорошо – ОЧЕВИДНО.
Обижать маленьких нельзя – ОЧЕВИДНО.
Согласитесь, это так успокаивает…
А уж как успокаивает общество людей, для которых ОЧЕВИДНО то же, что и для тебя, – прямо ах.
Много лет назад был у меня один знакомый. Смешной такой был парнишка. Где-то подобрал его один из моих друзей-геев, и некоторое время мы сталкивались в разных компаниях. Смешного в нем было то, что человек этот состоял в занятных отношениях со своим будущим. Он его начисто отрицал. В резкой и бескомпромиссной форме. В настоящем (том, давнем настоящем) юноша этот закончил среднюю школу и с той поры уже лет пять не делал ничего, кочуя из компании в компанию, изо дня в день и из рук в руки. Как-то раз курили мы на каком-то балконе, и я спросила его со скуки:
– Гриша, а что будет дальше?
– Когда? – удивился Гриша.
– Ну вот будет тебе лет 35…
Реакция юноши поразила меня до глубины души. Он побледнел и закричал:
– Нет!!! Нет!!!
– Чего – нет? – не поняла я.
Выяснилось, что «нет» Гриша кричал тридцати пяти годам. Ну, то есть, старости.
– Аааа, – «догадалась» я, – Ты хочешь умереть молодым?
– Ты с ума сошла?! – взвился Гриша. – Я не хочу умирать молодым!!!
– Гриша, но тогда 35 – неизбежная цифра. Более того, там еще подразумеваются сорок, и даже (о Боже!!!) пятьдесят.
– Нет!!!
– Гриша, но тогда – ранняя могила…
– Ты злая, – сказал Гриша.
С тех пор мы больше не общались. Потом Гришу куда-то унесла жизнь, и мне неизвестно, как прошла его встреча со страшной цифрой 35.
С чего я вспомнила Гришу?
У моей соседки умер муж. Трагедия, конечно…
Осталась моя соседка вдовицей, и тут на ее пороге появилась многочисленная, громогласная и доселе неизвестная родня. Под предводительством сына усопшего от первого брака, мальчика Васи 43 лет. С папой Вася отношений не имел лет 20, но наследство есть наследство. Московские квартиры на дороге не валяются.
Я сразу скажу, что юридический аспект меня не беспокоит нимало. Я в свое время отвела старичков к нотариусу, все завещания оформлены, ловить Васе нечего, старость вдовы обеспечена, квартиру Вася получит после ее смерти и не раньше, но дело не в этом.
Меня поразил Вася.
– Вы скоро умрете, – сказал Вася вдове, – а я потом буду возиться с формальностями. Напишите мне дарственную сейчас.
– А с чего вы взяли, что она умрет раньше вас? – поинтересовалась я.
– Она старая, – сказал Вася.
– Так и вы не молодой.
– Но она же старше! И потом, с чего это я умру?
– Пьяный самосвал, – начала я загибать пальцы. – Оторвавшийся тромб, грипп с осложнением, ураганный отек легких, инсульт, инфаркт, молоток…