Ребята смеются. «Владение» – два метра на два.
– Это Шенген? Может, впустите? Мы беженцы. Жоана собирается спровадить трепачей… Но Жюстина тает от счастья.
Она не красотка, не то что Жоана. Лицо у нее заурядное, тело самое обыкновенное, но у моря на белокожую девушку в купальнике алчно глазеют все эти мускулистые, здоровенные, сексульные парни, у которых одно на уме…
Восемь часов после полуночи
Труп лежит на шезлонге отеля «Риф», первого, к которому они вышли. Ближайшего к пляжу.
«Счастливчик…» – думает Кристос Константинов, младший лейтенант жандармерии Сен-Жиль-ле-Бен.
Все остальные шезлонги свободны, никто не досаждает, и весь бассейн в его распоряжении. Пальмы вокруг все еще переливаются огоньками новогодних гирлянд, безостановочно крутится мигалка скорой.
«Да, он счастливчик… – Кристос массирует виски, – у него-то голова не болит! И его мобильник мог часами звонить в кармане, разрываться, принимая новогодние поздравления, пожелания здоровья и счастья, а он дрых себе спокойненько на дне лагуны».
Бедняга младший лейтенант лег в шесть утра, а разбудили его в семь. Из Сен-Луи в Сен-Жиль его отвез сын. Дориану семнадцать, чтобы получить права, он должен проехать три тысячи километров в сопровождении взрослого. Если этот самый взрослый спит на пассажирском сиденье, потому что злоупотребил пуншем в новогоднюю ночь, это все равно считается.
Кристосу ужасно хочется попросить Габена Пайе, здешнего бармена-виртуоза, приготовить ему коктейль. Уж если оказался в «Рифе», куда только что переманили лучшего купажиста на острове, будет глупо не начать год лучше, чем он закончился, – но Рейнальд Бертран-Ги, директор отеля, зорей, недавно явившийся с Опалового берега на севере Франции, недоверчиво косится на него. Он еще не оправился от теплового удара, но с утра при галстуке, в застегнутой на все пуговицы рубашке и антрацитового цвета костюме. Чем недоволен этот тип? Его бассейн, его стол и его меню появятся крупным планом во всех завтрашних газетах.
Ну же, вперед, до бара двадцать метров.
Он успевает пройти только пять, его окликает рядовой первого класса Морез.
Ламба, другой дежурный жандарм, зараб
[41], трезвый, как истинный зараб, уже час как на месте и ждет его, чтобы отчитаться. Парень рвет подметки на ходу.
Он уже установил личность мертвеца. Маню Нативель. Тридцать восемь лет. Не женат. Все еще живет с родителями в Тампоне. Служит в муниципалитете, в департаменте городского озеленения. Пожарный-волонтер. Футболист-любитель. В общем, отличный малый…
Ламба даже нож, который всадили в сердце Маню, успел идентифицировать.
Кухонный нож, собственность Оаро де Сен-Филиппов. Семнадцать членов этой большой семьи праздновали на пляже под казуаринами; нож, по их словам, исчез незадолго до полуночи. Мария-Тереза, ответственная за карри, утверждает, что искала его. Ее еще допросят – официально, в жандармерии, как и всю семью Оаро, – но в темноте, сутолоке, грохоте петард и мигании новогодних фонариков кто угодно мог стащить это оружие с их раскладного стола.
– Отличная работа, Ламба, – признает Кристос. – Дело за малым – найти связь. Как нож Марии-Терезы оказался в груди парня, лежащего на дне лагуны? Есть идеи?
Ламба не отвечает. Не великого ума служака… Мысли Кристоса заняты Габеном – еще пятнадцать метров, и он прочтет будущее в «мутных водах» мохито.
Кристос делает три шага, но его ждет Дориан, сын сидит на пластмассовом стуле с банкой колы в руке. С ним малыш Силиан, паренек, который нашел тело в лагуне.
– Я не ослышался? – спрашивает Дориан. – Ты говорил о Маню Нативеле?
– Знаешь его?
– Как и все. Он был центральным защитником на чемпионате
[42].
– Хорошим?
– А то! Он играл за клуб «Марсуен», Сен-Лё. Я не про нынешних попрыгунчиков, а про легендарную команду сезона 2000/2001. Про ту, которая дошла до одной восьмой финала в Кубке Франции, побила «Гавр» в одной шестнадцатой на муниципальном стадионе и только потом проиграла «Васкеалю».
Кристос задумывается над причудами подростковой памяти. Дориан тогда только родился, и нате вам – помнит все это, а сам Кристос почти забыл ту короткую футбольную лихорадку и неожиданную победу команды Сен-Лё над клубом французской первой лиги, но не забыл обидное поражение в следующем туре, когда весь остров болел у телеэкранов.
– Спасибо за информацию, – кивает Кристос, – но ты малость приукрасил. Тоже мне эпопея, счет 4:0 в предместье Лилля при температуре в минус пять. Это скорее похоже на поход Наполеона в Россию. Дай-ка пройти, парень… Беспокоить Габена из-за колы все равно что просить Моцарта сыграть «Макарену».
Кристосу остается два шага до заветной цели, но тут звонит его телефон.
Это Паче, еще один жандарм. Они что, сговорились?
– У нас проблема, лейтенант.
Черт, до бара всего метр.
– Что еще?!
– Две девушки. Пропали. Я в роще у пляжа Эрмитаж, перед их пустой палаткой. Соседи в один голос утверждают, что не видели их с ночи.
Час до полуночи
Они уселись в круг на песке, под казуаринами, у самого пляжа. Окружили три сумки-холодильника. Сидят тесно. Пятнадцать парней и две девушки.
Жо и Жю.
Жюстина немного жалеет, что согласилась, да еще уговаривала подругу. Пойдем, Жоана, ну что тебе стоит выпить с ними, не сидеть же нам монашками до полуночи. Они вроде симпатичные, и ты же сама говорила, что твой остров – это melting-pot!
[43]
Жюстина разочарована. Нужно было слушать Жоану. Ребята и впрямь ничего, но неотесанные какие-то…
Все пятнадцать щеголяют в фирменных футболках и плевать хотели на возраст шивших их детей. Они передают по кругу бутылку рома и косячок замала
[44]. Наверное, в обычные дни они нормальные, веселые, любят свою работу, а с каждым по отдельности и поговорить будет о чем, но… стая каждое слово встречает дружным ржанием.
– Ну же, девчонки, затяжечку, всего одну.
Жюстина соглашается – ладно, один раз попробую. Жоана наотрез отказывается.
Пущена по кругу «трубка мира». Вместе с бутылкой. Действо слегка затянулось. Все разговоры – о тачках… и сексе.