Настала ее очередь защищать Говенчика.
– Нет, – сказала она, томно опустив лиловые веки. – Мы немного устали. Вчерашний подъем к висячим долинам нас доконал. А у вас в усадьбе так мило, что будет приятно провести денек здесь.
– Угу. Работы только невпроворот, с ног сбиваюсь. Иной раз так хочется послать все к черту.
Он поиграл у них перед носом своей железякой, как мажоретка жезлом. Ни Говен, ни Диана-Перль не посмели спросить его о жене. Каждый взмах кувалдой словно говорил: только заикнись о ней – размозжу тебе башку. Оба понимали, что впервые ни словом не обмолвились о мадам Лефевр, что само по себе не может не вызывать подозрений.
Они простояли так целую вечность, не решаясь повернуться к нему спиной. Хозяин явно ждал, что жильцы поддержат разговор, и, не дождавшись, ушел первым, все с тем же хмурым видом.
Когда они поднялись в свою комнату, Говен бросил гвоздодер на кровать и нежно обнял жену.
– Давай еще подумаем… Не стану скрывать, моя Диана, не мне тягаться с этим животным, силы слишком неравные. Не лучше ли нам просто унести ноги и забыть обо всем?
– И жить с таким грузом на совести? Невозможно!
Она посмотрела на черную железку с раздвоенным загнутым концом, прятавшуюся в складках соломенно-желтого одеяла, как змея, под тяжестью которой просел песок.
– Открой шкаф, Говен, и покончим с этим!
– Минутку, милая. Я знаю, ты терпеть не можешь, когда я рассуждаю как учитель математики и картезианец
[13], но иногда это необходимо. Если я открою шкаф этим гвоздодером, возможны два исхода. Всего два. И ни один мне не нравится. Или внутри нет никакого трупа, и тогда мы зря сломаем нормандский шкаф бедной мадам Лефевр, или там действительно спрятан не первой свежести труп, и в таком случае мы окажемся свидетелями преступления психопата, с которым нам придется оставаться наедине достаточно долго, пока не явятся полицейские…
Диана-Перль потянула носом. Пахло тошнотворно и уже совсем не слегка.
– Ты просто трус! – взорвалась она и принялась лихорадочно выбрасывать содержимое из комода и всех шкафчиков в комнате, в кухоньке, в ванной. Потом схватила тряпку и в поисках малейшего следа совершенного здесь преступления прошлась по всем предметам мебели и углам комнаты.
Говен смотрел на нее ошеломленный, вздрагивая от каждого шороха.
– Помоги мне, трусишка! – приказала Диана-Перль, уже не понижая голоса.
Она хотела перевернуть матрас, но мешал балдахин.
Через несколько минут общих усилий им это удалось.
И оба оцепенели.
Под матрасом была спрятана рубашка. Женская – белая, в кровавых пятнах, – похожая на те, что надевали когда-то на приговоренных перед казнью на гильотине.
Еще одно доказательство… но гнилостная вонь исходила не от этой тряпки.
И Говен принял решение.
– Диана, – скомандовал он, – набери номер жандармерии Дудевиля. Как только я открою шкаф, звонишь туда и все объясняешь, потом выходим, вещи оставляем, идем к машине, держимся естественно, не бежим и не оглядываемся.
Диана-Перль кивнула, дрожащей рукой сжимая телефон. Говен осторожно выглянул в окно.
– Где он?
– Не знаю, я не вижу его.
– Ну и ладно!
Говен взял гвоздодер двумя руками, прикинул фронт работ и решил начать с правой дверцы.
Не успел он коснуться верхней петли, как дверца рухнула на пол. В следующее мгновение отвалилась вторая, за ней последовали все консоли и полки. Покачавшись, обрушились боковые стенки, и оставшийся без поддержки карниз с ужасающим грохотом упал с двухметровой высоты.
Покатились по полу резные деревянные животные, искалеченные бабочки, безногие барашки, обезглавленные совы, расчлененные змеи. Карниз развалился на составляющие, как и панель одной дверцы.
Катастрофа.
Грохот наверняка эхом отозвался в самых дальних концах усадьбы.
Убийца не мог его не услышать!
Вот только убийцы-то никакого не было. Ни убийцы, ни трупа.
На дне шкафа, на пожелтевшей тряпице, лежали две крысы и пять крысят. Мертвые, уже частично разложившиеся – наверняка поели крысиной отравы, разложенной по углам дома. Они-то и воняли.
Говен, все еще с ломиком в руках, зашелся нервным смехом, не в силах остановиться.
За спиной у них раздался рев:
– Что вы наделали?!
Не дожидаясь ответа, Лефевр рухнул на колени перед останками шкафа. С убитым видом он гладил рассыпанные деревяшки, дощечки, колышки, фигурки, все частицы пазла, который терпеливо собирали веками и в одну секунду разрушили – то ли в приступе безумия, то ли по недомыслию.
Он долго сидел на полу, словно окаменев, потом повернулся к жильцам.
– Как это случилось?
Потрясенная Диана-Перль как-то вдруг забыла об исчезновении мадам Лефевр, упорной лжи мсье Лефевра, окровавленной рубашке… Все вытеснило чувство вины: она стала ребенком, разбившим вазу в ту самую минуту, когда домой вернулись взрослые.
– Здесь… пахло, – сконфуженно призналась она, кивнув на мертвых крыс.
– Я решил посмотреть, – добавил Говен.
Он вытащил из-за спины гвоздодер. Лефевр таращил глаза – скорее удивленно, чем сердито, словно подобная глупость была выше его понимания.
– Но почему вы мне не сказали? – с трудом выговорил Лефевр. – Я же каждый день спрашивал вас, все ли в порядке.
Голос его был спокоен. Казалось, отчаяние в нем пересилило гнев.
Ну что взять с городских идиотов!
Говен молчал. Диана-Перль попыталась оправдаться:
– Сказать по правде… вы будете смеяться… мы ничего не сказали, потому что подумали…
Говен кашлянул и закончил за жену:
– Мы подумали, что вы очень заняты! Мы… мы не хотели вас отвлекать.
Диана-Перль не привыкла, чтобы ее перебивали, она надулась, но стерпела.
Лефевр повернулся к руинам шкафа. Объяснения парижан были просто смехотворны и нелепы на фоне масштабов бедствия.
– А ведь я вас предупреждал. Этот шкаф хрупкий, как стекло. Триста лет он принадлежит нашей семье. Разве я смогу его починить? Все пропало, все пропало…
Диана-Перль не выдержала. Игнорируя гневный взгляд мужа, она схватила найденную под матрасом рубашку с пятнами крови и сунула ее Лефевру под нос. У них были смягчающие обстоятельства! Она преисполнилась решимости перейти в контрнаступление и настаивать на каждом пункте контракта, который обговаривался с его женой и не был соблюден… но тут заурчал мотор въезжающей в усадьбу машины и все обернулись к окну.
