Над верхушками деревьев садилось солнце. Вид у Галыма вдруг стал бледным и уставшим. Он был настолько худым, что, казалось, вот-вот исчезнет в своих джинсах и черной рубашке. Затем он тихо засмеялся, как бы сам с собой.
– Ирония заключается в том, что на конференциях за рубежом мы встречаем только наших омбудсменов, – сказал он. – Они нас там разыскивают, чтобы дать инструкции по поводу того, что следует говорить и как думать. Они, конечно, всегда на стороне власти государства. Не нашей власти.
Предполагаю, что для того, чтобы удержаться в роли правозащитника в Центральной Азии, нужно иметь изрядное чувство юмора, причем черного. Многие из них работают в чрезвычайно тяжелых условиях. В Узбекистане и Туркменистане, где существуют наиболее репрессивные режимы, правозащитники действуют в глубоком подполье с большим риском для собственной жизни. Даже в Киргизстане, который на сегодняшний день считается самой демократической страной в регионе, подобная деятельность не обходится без риска. В 2010 г. Азимжан Аскаров, один из самых известных правозащитников Киргизстана, был приговорен к пожизненному заключению по одному весьма спорному делу. Казахстан отнюдь не оазис свободы, но в этом уголке мира светит крошечный лучик надежды, который заключается хотя бы в возможности в открытую встретиться и пообщаться с правозащитником.
Жестокий удар
Надпись на стене у дороги большими синими буквами гласила: БИФАТИМА. Мы заехали очень далеко.
Выйдя из машины, я очутилась в маленьком дворике. Неподалеку от простеньких домиков свободно разгуливали куры и гуси. Вокруг не было никого, кроме пожилой скрюченной женщины в платке и простом зеленом платье.
– Можно ли увидеть Бифатиму? – спросила я старушку.
– Да, – коротко ответила она. Ее лицо было обветренным и угрюмым. – Это я.
– Как здорово! Меня зовут…
Но Бифатиму не интересовало, как меня зовут. Она подошла к стоящему неподалеку дому и указала на темный дверной проем:
– Сначала заходи и выпей чаю. У нас такой обычай.
Повернувшись ко мне спиной, она, прихрамывая, зашагала прочь и исчезла за углом дома.
Вокруг паслись огромные алматинские коровы. Это был последний школьный день перед началом летних каникул – день, который активно празднуется на всей территории бывшего Советского Союза. Это был также последний день моего путешествия в этом уголке мира. Завтра я должна была на самолете вернуться обратно в Осло.
В какой-то момент моего путешествия – точно не помню где – кто-то – не могу вспомнить кто – посоветовал мне, если я буду проездом в Алматы, посетить Бифатиму. «Вы не пожалеете», – пообещали мне. И хотя у меня из памяти бесследно стерлись и обстоятельства, и имя человека, но суть предложения вместе с именем «Бифатима» крепко застряли в голове.
Я неохотно вошла в темную комнату. В углу была разложена незатейливая еда домашнего приготовления, над которой кружился мушиный рой. За столом в задней комнате сидели три женщины и пили чай. Я уселась на свободное место, мне подали обжигающе горячий чай и главное блюдо. Ни одна из женщин не задала мне ни единого вопроса, но все они охотно отвечали на мои.
Это были сестры, они рассказали, что пришли сюда с различными недугами. Самая младшая из них, Римгюль, была довольно энергичной дамой лет под пятьдесят. В последнее время, просыпаясь по утрам, она не чувствовала своих онемевших рук. В последние несколько ночей – причем всегда только в ночное время – Бифатима массировала ее руки. А две ночи назад Бифатима задумчиво сказала, что думает, что какая-то другая женщина забрала чувствительность из рук Римгюль. Возможно, это ее соседка, которая задумала что-то очень нехорошее. Римгюль сразу вспомнилась соседка, с которой у нее всегда не ладились отношения. Скорее всего, это она и есть.
Накануне вечером все женщины собрались вместе, чтобы исполнить ритуал. Бифатима смешала кровь курицы и гуся, они все сели в кружок и стали призывать: «Аллах, Аллах», в то время как Бифатима окропляла их кровью. Это начало работать, причем настолько интенсивно, что Римгюль вдруг начала плакать. Она вспоминает, как все плакала и плакала, а потом почувствовала себя намного лучше. Очищенной. Полной энергии и любви к жизни.
В дверях появилась молодая блондинка.
– Теперь она готова вас принять, – сказала она.
Римгюль положила руку мне на плечо.
– Все будет хорошо, – прошептала она.
Бифатима уже дожидалась меня во дворе.
– Достаньте монетку, – сказала блондинка.
Я пошарила в карманах. Три сестры обсуждали, не лучше ли мне использовать монету из моей страны, но коль скоро норвежские монеты у меня уже закончилась, пришлось довольствоваться казахскими тенге. После небольших дебатов сестры пришли к выводу, что это должно сработать не хуже.
– Возьмите монету в руки и вытяните их перед собой, – скомандовала молодая женщина.
Бифатима встала рядом и ударила по моим рукам изо всех сил:
– Нагнитесь.
Я опустила голову. Бифатима ударила меня так, что в ушах зазвенело. Я взвыла.
Затем наступила очередь шеи. Я снова взвыла.
– Нагнитесь еще ниже.
У меня закружилась голова, но я делала так, как мне было велено, хотя уже начинала понимать, что за этим последует. За несколько секунд до того, как Бифатима ударила меня кулаком по спине, я снова закричала. Она бросила мне неодобрительную улыбку:
– Снимите обувь.
Бифатима наградила по очереди каждую из моих подошв метким ударом. Зачерпнув в руки воду из грязного синего ведра, она протянула их мне:
– Пейте.
Я опустила голову и послушно выпила.
– Пейте еще.
Я отпила еще. В нос ударило запахом болотной воды и старой женщины. После этого Бифатима вылила остальное содержимое ведра мне на голову. Вода была ледяной. Я снова взвыла. Бифатима кивнула сама себе и отправилась за вторым ведром, стоящим у стены дома. Прицелившись как следует, она выплеснула воду прямо мне в лицо. Затем, хлопнув в ладоши, побрела в сторону курятника.
– Берегите монету, – предупредила меня блондинка. – Она сделает вас богатой. А теперь нам нужно отправиться к священной горе.
Блондинка провела меня по гребню горы, располагавшемуся на другой стороне дороги. Она приехала сюда из Москвы, но, кроме этого факта, ничего больше мне не рассказала, даже куда мы направляемся.
– Подождите – скоро сами увидите, подождите – скоро сами увидите, – отвечала она в мягкой, уклончивой форме каждый раз, когда я задавала этот вопрос.
Она прошла несколько метров вперед вверх по склону. Ее длинная рубашка из батика развевалась на ветру.
На самом верху холма располагалось нечто наподобие окружности. В самом ее центре земля была протоптана так, что там образовалось довольно большое углубление. Блондинка сообщила, что в этом месте находится проход в деревню. Опустившись на колени, она прочитала молитву и попросила меня сделать то же самое. Для того чтобы сделать этот момент более запоминающимся, она отыскала на своем мобильном телефоне пение имама. Затем, поднявшись с колен, мы подошли к другому холмику, расположенному чуть поодаль. Там лежало два камня. Блондинка пояснила, что один из них женский, другой – мужской. Мы встали на колени, и она снова прочитала молитву, после чего сказала, чтобы я встала между камнями и загадала желание. Я сделала все, как было велено, но никак не могла придумать, чего же мне такого пожелать. Единственное, о чем я в тот момент думала, – это о том, как странно вот так сидеть, пристроившись между двумя камнями где-то в далекой казахской деревне под пение имама из дешевого мобильника.
