Арабское вторжение в Центральную Азию началось в 650-х годах, но только через несколько сотен лет регион был полностью исламизирован. Вероятно, это было связано не в последнюю очередь с тем, что арабские завоеватели быстро разделились по различным фракциям, которые постоянно ссорились и воевали друг с другом. Поэтому в первое десятилетие ислам сосуществовал наряду со многими другими религиями, практиковавшимися на этой территории, такими как христианство, иудаизм, буддизм и зороастризм.
В 750 г., когда наместником в Центральной Азии стал арабский генерал Кутейба ибн Муслим, толерантности пришел конец. Кутейба объявил джихад, священную войну против всех неверных в регионе, и за словами последовали немедленные действия. Тем не менее его армия столкнулась с большим сопротивлением со стороны местных жителей, поэтому ему впервые удалось проникнуть в городские ворота в Самарканде только после четырехлетней осады города. Кутейба приказал разрушить зороастрийский храм и вместо него построить мечеть. Поначалу он ввел указ о том, чтобы местные жители собирались в новой мечети на молитву каждую пятницу, но затем понял, что это неудачная стратегия. И тогда он ввел систему поощрений: каждому, кто приходил на пятничную молитву, выплачивалось два дирхама. Вскоре слух об этом распространился по округе.
Хуже дело обстояло с иноверцами: многие тысячи христиан были вырезаны солдатами Кутейба. Помимо этого, он приказал солдатам уничтожить все священные книги. В Бухаре одну из главных библиотек того времени сровняли с землей, но самым страшным можно назвать разрушение интеллектуальной среды Хорезма. В Кяте, который в те времена был столицей, солдаты Кутейба уничтожили всю литературу страны, которая включала в себя труды по астрономии, истории, генеалогии, математике и литературе. Ни один из трудов так и не дошел до наших дней.
Спустя девять лет после вступления Кутейбы в должность наместника Центральной Азии в Багдаде скончался халиф. Желая использовать ситуацию, Кутейба попытался отделить свое царство от Багдадского халифата, но его солдаты взбунтовались, и он вынужден был бежать сломя голову. Вскоре был пойман и убит своими. С тех пор так и не удалось узнать, что же все-таки содержалось в уничтоженных в Кяте манускриптах, а уже тем более определить ценность сокровищ, которые были навсегда утеряны для потомков в период фанатичного джихада Кутейбы.
– То, что не было разрушено арабами, было разрушено Чингисханом, а что тот не успел – разрушил Тимур Ленк, – лаконично заметил Рустам. – Во время бесед с туристами нам запрещено дурно отзываться о Тимуре Ленке, которого президент возвел в национальные герои Узбекистана. Правда же заключается в том, что он уложил не меньше народу, чем Чингисхан. После правления Тимура Ленка пришли узбеки, затем пришли русские, а за ними – большевики!
Он огляделся вокруг, словно желая убедиться, что нас никто не подслушивает. Куда ни кинь взгляд, повсюду был только песок.
– Нынешнее правительство не намного лучше. Моя мечта, чтобы Хорезм, который сейчас поделен между Узбекистаном и Туркменистаном, в один прекрасный день стал независимой страной. – Рустам тихонько засмеялся. – Хотя, конечно, я знаю, что этого никогда не произойдет, – сказал он. – Я ведь не дурак.
Жемчужины шелкового пути
В ноябре на улицах Бухары почти нет туристов. Здесь тихо и пустынно; воздух стоит сырой и холодный. Вооружившись пуховиком, шапкой и шарфом, я отправилась осматривать старину. Бухара – пятый по величине город Узбекистана, но его старая часть расположена довольно компактно, что позволяет легко пробраться пешком ко всем достопримечательностям. Блуждая здесь три дня подряд, путаясь в лабиринте переулков, проходя вдоль просторных, открытых площадей, я никак не могла вдоволь насладиться этим городом. Мои прогулки вели меня узкими, извилистыми улочками вдоль базаров с куполами вместо крыш, мимо медресе и караван-сараев, которым насчитывалось уже немало сотен лет. В отличие от Хивы, здания в Бухаре сделаны из твердого камня. Город одет в светло-коричневые цвета, большинство фасадов чистые, нагие, но иногда, словно решив вдруг освободиться от своего аскетизма, они будто взрываются цветами, посверкивая в ноябрьском солнце изумрудно-зелеными искорками, а на высоких, прямоугольных порталах медресе кое-где проступают голубая мозаика и цитаты из Корана.
Бухара славилась как Святая Бухара, ведь на протяжении многих сотен лет город был одним из главнейших центров ислама. К сожалению, с тех времен осталось не так уж много построек – в 1220 г. армия Чингисхана уже стояла у городских стен. При виде многочисленного монгольского войска 20 тысяч солдат Бухары бросились в бегство, а несколько оставшихся в городе солдат заперлись в крепости, надеясь укрыться за массивными стенами. Брошенные на произвол судьбы гражданское население и духовенство открыли городские ворота монголам. Из-за того, что население добровольно сдало город, Чингисхан приказал лишь разграбить Бухару, но не разрушать ее, однако после столкновения с последними оставшимися солдатами случился огромный пожар, в котором весь город сгорел дотла.
Доживший до наших дней старый город был отстроен в период второго расцвета, после того как в XVI в. к власти пришли узбекские племена. Одно из немногих сохранившихся со времен Чингисхана зданий – это стройный, элегантный минарет Кальян, также известный как Башня Смерти, который ранее использовался для публичных казней. Обвиняему зачитывали приговор, а потом сбрасывали с крыши 45-метрового минарета. Как правило, казни осуществлялись по базарным дням, чтобы как можно больше народу могли на них поглазеть. Эта практика продолжалась и после прихода русских, которые отличались прагматичностью в управлении своими колониями, оставляя местных в покое до тех пор, пока те исправно платили налоги и не организовывали восстаний. Только после прихода к власти идеологически ориентированных большевиков в 1920 г. был положен конец казням, а заодно и призывам к общим молитвам.
* * *
Отъехав на поезде недалеко от Бухары, можно попасть в один из главных городов Шелкового пути. Само его название уже предвещает приключение: Самарканд. Он навевает романтичные мысли о специях из далеких стран, о шелковых коврах ручной работы, о верблюжьих караванах, о запыленных рынках и небесного цвета куполах.
Посетивший город в VII в. китайский путешественник заметил, что «все население здесь воспитывают как торговцев. Когда мальчику исполняется пять лет, его уже начинают учить читать, а когда он выучился читать, то его начинают учить торговать»[14]. В те времена Самарканд был столицей Согдийского королевства. Согды были искусными торговцами, на протяжении многих сотен лет осуществляя торговлю между Востоком и Западом. Основав торговые колонии в Азии, они держали под своим контролем торговые пути от Черного моря и Константинополя вплоть до самой Шри-Ланки.
На рынке Сиджаб, одном из крупнейших в Самарканде, еще можно прочувствовать остатки былой атмосферы Шелкового пути. Во времена правления Каримова рынок по большей части был модернизирован и стандартизован, над рядами появились жестяные крыши, были установлены столики, однако разместившиеся перед стопками аккуратно сложенных вещей продавцы – с широкими, полными энтузиазма улыбками – остались прежними. Многие из них – прямые потомки согдийских торговцев Шелкового пути, так что торговое дело у них в крови. На протяжении многих веков их бабушки и дальние предки в тех же самых позах рассиживались на этих же самых местах перед красиво разложенными товарами. Каждая, даже самая незначительная вещица или продукт – банан, апельсин – служит здесь предметом самых жарких обсуждений; все это напоминает какой-то ритуальный танец, где все подчинено негласным, но строгим правилам. Согласно традиции, рынок организован по отделам: продавцы яблок сидят отдельно от хлеботорговцев; вот за горой белых войлочных шляп стоят бок о бок продавцы; а вон там, в углу, перед самым выходом, торговцы орехами сортируют свой товар согласно размеру и окраске. Продавцы специй спрятались за красочными пирамидами из гвоздики, перца и шафрана так, что их вообще не разглядеть. Никогда еще я не вдыхала в себя такой сильный запах корицы, как на рынке Сиджаб в Самарканде.
