— Вы так полагаете? — спросил Кретте, и на лице его отразилось сомнение.
— Я в том уверен, она дала мне слово.
— Умереть?
— Нет, жить только для меня одного.
И Роже рассказал маркизу обо всех своих приключениях, связанных с Констанс, но имени ее не назвал.
— Ничего не поделаешь, друг мой! В таком случае вам думать не о чем. Однако, что вам дороже: девица… Не будет нескромностью, если я спрошу у вас, как зовут эту барышню?
— О нет! Ее зовут Констанс де Безри.
— Черт побери! Констанс, иными словами, постоянство! Да, такое имя многое сулит.
— Вы о чем-то хотели спросить меня?
— Я хотел спросить, что вам дороже: мадемуазель Констанс де Безри или семьдесят пять тысяч ливров годового дохода?
— Будь я один, я пожертвовал бы ради нее состоянием, жизнью, всем на свете! Но, увы, у меня есть отец и мать, они боготворят меня, и мой отказ разорит их.
— Да, вы совершенно правы, шевалье, — сказал маркиз, — вы им всем обязаны. Понимаете, друг мой, это дело вашей совести, только вы один и можете принять решение.
Роже тяжело вздохнул.
Маркиз де Кретте между тем впал в задумчивость и долго о чем-то размышлял; внезапно он схватил шевалье за руку и так крепко сжал ее, что тот оторопел.
— Вы трижды обреченный человек, — проговорил маркиз, — я догадался, из какого источника идут сделанные вам предложения.
— Боже правый! — в испуге воскликнул Роже.
— Ваш человек с бородавками — какой-нибудь судья, заседатель или судебный пристав, у него дочь-горбунья, и он горит желанием выгодно пристроить ее.
— Прошу вас, маркиз, не говорите мне подобных вещей, у меня мурашки по спине бегают.
— Любезный шевалье, надо уметь говорить друзьям правду в глаза.
— Увы! — простонал Роже.
— Повторяю, — продолжал маркиз, — напишите вашему почтенному отцу и попросите у него совета; но, на мой взгляд, здесь нет места сомнению.
— Тут может скрываться и другое!.. — заговорил, жалобно растягивая слова, злополучный юноша. — Быть может, у одного из тех господ, о коих вы только что упоминали, есть дочь, и она…
— Я уже об этом подумал, — отвечал Кретте, — да только не хотел вам говорить… Какой порок вы предпочли бы?.. Я, признаюсь, предпочел бы врожденный…
— Да я попал в ужасную западню! — в бешенстве закричал Роже.
— И тем не менее надо выбирать, — сказал маркиз, — третьего не дано. Либо вы проиграете тяжбу, либо вам придется, закрыв глаза, прыгнуть в пропасть.
— Увы, горе мне! — пробормотал Роже.
— Бедный мой друг, вы попали в ловушку, — снова заговорил Кретте, глубоко тронутый отчаянным положением шевалье. — Однако не стоит уж так убиваться до второго визита вашего таинственного гостя; улучите минуту, когда этот окаянный человек запрется с вами в комнате, потрясите его хорошенько и потребуйте, чтобы он объяснился начистоту, если нужно — даже пригрозите ему. Ну а коли он откажется, вы тоже откажитесь; я же спрячусь за дверью, а потом последую за этим исчадием ада, если понадобится, до самой преисподней. И мы вознаградим себя, по крайней мере, тем, что отомстим ему, уж в этом я вам ручаюсь.
— Так-то оно так, но тяжбу я проиграю.
— Ах, черт побери, ничего не поделаешь, мой милый! Чем-то надо поступиться.
Поскольку все, что могли сказать друг другу шевалье и маркиз, никак не двигало дело вперед, Роже попрощался и пошел к себе в гостиницу «Золотая решетка».
Он было совсем собрался написать отцу, но потом рассудил, что письмо четыре дня пойдет до Лота, и если даже предположить, что барон отправит ответ с той же почтой, то отцовское послание будет идти в столицу еще четыре дня, что вместе составит уже целую неделю. Между тем судебное решение ожидалось через три дня, так что ответ из Ангилема никак не мог прийти вовремя, а бедный юноша так нуждался в поддержке отца, дабы принять какое-либо решение!
Время шло, а шевалье все сидел в одиночестве, проливал горькие слезы и рвал на себе волосы, с отчаянием думая о будущем; он громко призывал Констанс и мысленно прощался с родными местами, с Гаренским лесом, с лучшими воспоминаниями отрочества; он упрекал себя в глупости, в том, что он такой простофиля, и с болью соглашался со справедливыми словами маркиза, который, выслушав рассказ о пасторальной любви Роже и мадемуазель де Безри, о появлении Констанс в комнате шевалье, о бегстве молодых людей и о их пребывании у священника в селении Шапель-Сент-Ипполит, воскликнул: «До чего же вы были простодушны, д'Ангилем! До чего же вы были наивны, распрекрасный мой Роже! До чего же вы были глупы, мой бедный друг!»
И теперь Роже повторял вслух:
— О да, до чего я был глуп! До чего наивен! До чего простодушен! Читатель видит, что пребывание в Париже уже начало оказывать заметное влияние на нашего героя.
Однако неумолимая судьба была тут как тут и протягивала к нему свою медную руку с железными шипами. Каждая минута стоила дня, а каждый день стоил года. На следующее утро человек с бородавками, точный, как само время, и неотвратимый, как смерть, должен был появиться снова.
Роже провел всю ночь в поисках выхода из создавшегося положения; нечего говорить, что он так ничего толком и не придумал.
Наступило утро. Шевалье ожидал человека с бородавками, вооружившись множеством встречных предложений и подготовив целый арсенал каверзных вопросов.
Посетитель не заставил себя ждать. В назначенный час, минута в минуту, Роже, который весь обратился в слух, различил шум шагов на лестнице; шаги эти затихли у его двери, затем в нее трижды постучали и наконец после слова «Входите!» — его дрожащим голосом произнес шевалье — дверь отворилась и вошел роковой посланец, еще более угодливый, смиренный и медоточивый, чем накануне.
Он медленно обвел глазами комнату, затем еще раз внимательно огляделся вокруг.
— Вы и нынче один? — спросил он.
— Убедитесь сами, — отвечал шевалье. Незнакомец с той же тщательностью, что и в прошлый раз, вновь осмотрел комнату и стоявшую в ней мебель, после чего вплотную подошел к Роже; юноша был так бледен, словно ему предстояло взойти на эшафот.
— Ну как, господин д'Ангилем, обдумали вы мое предложение? — спросил таинственный посетитель.
— Больше того, я не только все хорошенько обдумал, но я вас разгадал, сударь, — ответил Роже, — а потому давайте говорить без обиняков и покончим с этим делом.
— Таково и мое заветное желание, милостивый государь, — отвечал человек с бородавками, низко поклонившись.
— Вас послал ко мне некто, желающий избавиться от своей дочери.
— Избавиться? О милостивый государь, какое грубое слово!
