– Да ехал на соседней полке один мужик – такой типа честный фраер. Всю дорогу мне мозги штукатурил своей конспирологией. Мол, Путин Абрамовича уже раз пять арестовывал и отправлял по этапу – а до конца задавить не может. Абрамовича к самой зоне уже подвозят, и тут жиды с масонами приезжают в Кремль, подступают к Путину с компроматом и говорят: «Отпусти немедленно нашего Абрамовича, а то все счета твои тайные раскроем». И Путин прямо с этапа отпускает. Злится, чуть не плачет – а поделать ничего не может. Так до зоны ни разу и не довезли.
– Крепко.
– И, главное, арестант, который мне это втирал – по типу канонический русский мужик духовного плана. Глаза синие как небо. Чистый Платон Каратаев – такие раньше разных тургеньевых на парижские запои вдохновляли. Мол, придет день, и сокровенная правда через такого мужика на самом верху прогремит…
– Ну вот, считай, и прогремела, – усмехнулся Ринат Мусаевич. – Расскажу теперь всем за коньячком.
– Боже, как грустна наша Россия, – вздохнул Федор Семенович.
– Грустна, – согласился Ринат Мусаевич. – Но сдаваться не надо. Мы ведь не просто так со спецконтингентом катаемся, Федя. Мы с людьми по душам говорим на понятном им языке, воспитываем… Ныряем в народ на всю глубину его. И сегодняшний твой рассказ тоже как-то отзовется. Упадет в копилку. Люди, глядишь, немного человечнее станут, глаза приоткроют. Капля камень точит.
Федор Семенович открыл было рот, но Ринат Мусаевич остановил его жестом.
– Юра вон у себя на «Катаклизме» баню в столыпине устроил, – продолжал он. – Жестяные стены, слив воняет, на стене банка с опилками и содой. Иногда током ебошит, но не сильно. Значит, в каком-то реальном поезде такую же точно баньку сделали. Люди теперь в дороге помыться смогут – если, конечно, конвой разрешит. Вот это и есть социальное партнерство. Понемногу, понемногу богатство и просвещение просачиваются вниз. Для того ведь в девяностых все и затевали.
Федор Семенович кивнул.
– И то верно, – сказал он. – Но как же чертовски медленно. Как много еще надо сделать. И как коротка жизнь…
