Нам, однако, не удалось обнаружить в Сандунах похожего прохладительного зала. Быть может, мы были невнимательны – или не удосужились получить вип-допуск в ФСБ, Госдуме или что там у них еще. Верить в то, что Голгофский работал в банной раздевалке, мы отказываемся.
В «Искусстве Легких Касаний» структура финала стандартна для книг Голгофского, вот только выглядит все не в пример мрачнее. Приведем последние страницы целиком – если бы не досадная гомофобная нота, они показались бы нам мощными и даже по-ватному трогательными.
Но перед этим – смахнув напоследок непрошеную слезу – отметим, что, как и было обещано, мы уложились в одну десятую часть первоначального объема. Следите за нашими публикациями и дайджестами – и не забывайте оплачивать подписку! «Синопсис для VIPов» прощается с Вами, это был дайджест романа К. П. Голгофского «Искусство Легких Касаний».
«Я сижу в Сандунах, в облаках пошлости, пара, безнадеги и пивного амбре. Я даже не пытаюсь склеить заново свою разбитую душу. Сквозь хмельные туманы мне виден телеэкран: по нему показывают кривую от лжи харю какой-то ведущей, но я не знаю, что конкретно там крутят – «Первый канал» или MSNBC. Да и какая между ними разница, кроме языка и бюджета?
Слышна и музыка – какой-то пубертатный рэп о молодежных химерах с бесконечными «суками» через каждое слово: подстрочный перевод с афроамериканского на подростковый русский. Ау, Лэнгли! Попросите их переводить «bitch» как «сестра», уловите больше русских сердец. Сестра, здравствуй сестра… Или это я туплю по старости, сука моя жизнь? Мне плохо, но осталось дописать всего несколько строк и слова сами прыгают на клавиши моего водонепроницаемого лэптопа.
Так что же произошло в тот день, когда я вышел на весеннюю улицу в Кратово и попал под американскую контратаку? Не знаю, как ответили бы на этот вопрос Шмыга, В.С., Изюмин или Альбина Марковна – но для меня это был грустный финал сериала, который я с таким восторгом и надеждой смотрел всю свою юность.
В девяностые мы жили в жуткой, жестокой, но устремленной в будущее и полной надежд России. С другой стороны глобуса была Америка; она тоже изрядно пугала, но ею можно было восхищаться от всего сердца, и она действительно походила на библейский «град на холме».
Я подолгу жил в это время в Штатах – и помню предвыборные дебаты между шедшим на второй срок Клинтоном и Бобом Доулом, ветераном Второй мировой. Доул говорил про старую Америку, про мост в прошлое, который он хочет построить – и выглядел немного смешно рядом с элегантным Биллом, снисходительно разъяснявшим, что мост надо строить таки в будущее.
Конечно, Билл победил. И теперь этот мост им. Клинтона готов – но почему-то одним концом он упирается в мексиканскую стену, а другим очень похож на Крымский.
Боб Доул больше не кажется мне старомодным и смешным. Теперь я тоже мечтаю построить мост в прошлое, но понимаю, что это нереально. Мне даже непонятно, какая из двух недоимперий сегодня смешнее – карликовая или большая.
Третья мировая прошла быстро, беззвучно – и в ней не осталось ни победителей, ни проигравших. Спецслужбы обменялись страшными ударами, которых не заметил никто, но они глубоко изменили ткань реальности. Радоваться нечему, петь не о ком. О Третьей мировой нельзя снять кино – она была не слишком визуальна. Дымятся руины прежнего мира, облучены мы все. И я, лично я виноват в этой трагедии… Расплата будет даже сладка.
Я знаю, что меня ждет.
За соседним столиком сидят два подкачанных педика в красных бейсболках и, поглядывая в мою сторону подведенными глазами, тянут из огромных стаканов белковый смузи. Каждый, кому знакома боевая тактика ГРУ, понимает, что это значит. А если бы я по тупости не догонял таких вещей, мне заранее послали черную метку. Уже третий день мои мэйлбоксы забиты спамом, рекламирующим спортивное питание. Таких совпадений не бывает.
Ну что же. Сейчас я встану, возьму под мышку свой лэптоп – и, как есть в полосатом сине-белом полотенце, направлюсь к выходу. Подождав для приличия полминуты, ассасины пойдут за мной. Но я их не боюсь – и приму возмездие как подобает мужчине.
Во-первых, я действительно его заслужил.
А во-вторых, мне не слишком охота жить – хотел сказать «на руинах мечты», но выражусь прозаичнее – в этой эпохальной жопе, где каждое утро надо гадать, какую заботу несет мне новый дырявый день…
Ибо – говорю уже как историк – что есть жопа в научном смысле? Жопа есть то, что нельзя пройти насквозь, отрезок пути, который придется перематывать назад, и чем глубже уходит в нее наш голубой вагон (а хоть бы и бронепоезд – толку-то что?), тем дольше потом придется пятиться к свету, что был когда-то в начале тоннеля… А в конце этой жопы никакого света нет.
Вернее, он там есть – и такой яркий, что все наши химеры в нем сразу сгорят. Но смотреть на него можно будет только через толстое черное стекло, и совсем недолго».
Москва, Сандуны
XXI век, полдень
P. S. Отметим, что с выхода романа прошло уже немало времени, но ассасины ГРУ так до сих пор и не догнали К. П. Голгофского – что многое говорит о кадровом состоянии российских спецслужб.
Что касается его мрачных предсказаний, то, скорее всего, наш Нострадамус сгущает краски, и упомянутый им ослепительный огонь окажется просто сваркой на строительстве очередной олигархической яхты. Возможно, скажем мы с усталой иронией, нас уже спасло какое-нибудь искупительное жертвоприношение, и в скором времени мы будем листать новый дайджест этого спорного, противоречивого, переоцененного, уставшего, но, несомненно, знакового, значительного и даже гениального местами автора.
Следите за подпиской!
Часть вторая
Бой после победы
Столыпин
Тюремный вагон мягко покачивало на рельсах.
В этих движениях чудилось что-то принудительно-эротическое: словно бы столыпина уже несколько часов долбил в дупло другой вагон, такой авторитетный, что лучше было даже не знать, что у него внутри – ракета «Буревестник», делегация парламентариев или часть золотого запаса Родины.
Обиженные кумовскими колесами рельсы удивлялись и радовались такому развитию событий – и повторяли то и дело свое веское: «Да-да!»
Во всяком случае, именно такие мыслеобразы посещали зэков – то ли от долгого отсутствия женской ласки, то ли от омерзения к ее тюремным эрзацам, на которые гулко намекал каждый удар колес.
Иногда наваливался тревожный дневной сон – и, помучив кого-нибудь пару минут, отпускал, будто мог одолеть арестантов только поодиночке.
– Привет, драконы! – раздался громкий голос за серой проволочной решеткой, отделявшей клетку от вагонного коридора. – Ссать подано!
