Истина посередине? Истина нигде. Так, во всяком случае, Голгофский понял молчание монаха.
Голгофский начинает скучать – от умственной аскезы его тянет к искристой европейской культуре. Он забредает к известной парижской гадалке на картах Таро (она же профессор философии и филологии, ученица Жака Дерриды и депутат-трансвестит), чтобы узнать, как будет развиваться это странное расследование. Гадалка долгое время изучает разложенные на столе карты, хмурится – и в конце концов говорит:
– Весьма редкий спред. Если проинтерпретировать всю явленную здесь символику и сжать ее в краткий ответ… Примерно так: под женским крестцом для вас откроется тайный раздвоенный ход, который дважды приведет вас к истине… Да, именно раздвоенный. Возможных смыслов здесь, конечно, целое море. А то и два…
Голгофский вспоминает лионских путан в желтых жилетах и вздыхает – спасибо, что не три. Он собирается назад в Москву, но тут ему приходит электронная почта от уже подзабытого им Жерара Бонье.
***
Бонье передает привет от Натали и сдержанно извиняется за неудачное окончание памятного вечера в Лионе.
«Как говорят новейшие философы, наша свобода имеет пределы – она кончается там, где начинается чужая придурь».
Он добавляет, что возвращался в своих мыслях к ночному разговору с Голгофским и хочет теперь направить его поиски.
«Вы сейчас в Париже. Попробуйте лично пообщаться с Антуаном Дави, экспертом по де Саду и европейской культуре восемнадцатого века. По секрету намекну, что он специалист не только по культуре, но и по многому другому. Если вы хотите услышать от него что-то интересное и новое, вы должны говорить с ним лично – электронным посредникам он не доверяет… Я уже связался с ним, расхвалил вас как величайшего из ныне живущих русских историков и одновременно брата-каменщика, стоящего в самом начале пути. Он готов вас принять… На всякий случай хочу вас предупредить – общаясь с Дави, не вздумайте шутить на тему маленького члена: он крайне болезненно реагирует на подобное».
«Дави – отличная фамилия для садоведа, – иронизирует Голгофский. – Жаль, что французам этого не понять».
Дави живет в центре Парижа; его квартиру, по преданию, когда-то посещал сам Наполеон еще в свою бытность простым генералом. Это мощный старик с несколько хипстерскими ухватками: его ноутбук стоит на ободранной зеленой двери, положенной на два высоких табурета.
В рабочей комнате Дави – старинный камин, обрамленный двумя колоннами («по воспоминаниям современников, Наполеон долго стоял вот прямо здесь, опираясь на мраморную полку, и глядел на часы в виде бронзового черепа…»). Камин, впрочем, не работает – перестройки и реновации давным-давно перекрыли дымоход. Полка, на которую опирался Наполеон, до сих пор здесь – теперь на ней стоит бюст де Сада в лавровом венке.
В другой комнате, куда улыбающийся хозяин заводит гостя, Голгофского ждет «фантомный дыб» (так наш лысый автор называет ощущение, что его волосы встают дыбом).
На ржавых цепях висит прикованная к стене девушка в рваном платье восемнадцатого века. Она то ли без сознания, то ли мертва. У другой стены – стойка с плетками и хлыстами самой разной формы и размера.
Дави берет бич и взмахивает им; узкое жало смачно щелкает по девичьей щеке. Остается розовый след, раздается тихое и нежное «Ах!» – и девушка открывает фиалковые глаза.
– Это моя Жюстина, – говорит Дави и протягивает свой инструмент Голгофскому. – Вот, не угодно ли?
Голгофский растерянно берет бич. Он уже сообразил, что девушка резиновая, из дорогих электрифицированных моделей. Но вдруг в комнате ведется видеосъемка? Впрочем, если за ценную информацию придется заплатить репутацией, Голгофский готов. Он щелкает бичом – и цедит:
– С-с-сестра!
«Хотел сказать «сука», но в последний момент отчего-то не смог…»
Должно быть, вспомнил о скрытых камерах.
Жюстина закрывает глаза и слегка краснеет. Технический прогресс неостановим.
– О-о! – восхищенно шепчет Дави. – Я прямо вижу московские сыскные подвалы… Иоанн Террибль… Царь-пушкин…
– Царь-пушкин большой, да, – говорит Голгофский, возвращая бич. – Но он не стреляет. С особо крупными приборами такое бывает сплошь и рядом.
Дави счастливо хохочет – и Голгофский видит, что попал в десятку. Теперь они друзья. Они возвращаются в комнату с наполеоновским камином, Дави открывает дверцы бара и спрашивает:
– Перно? Пастис?
Через час они уже дымят маисовым «житаном» и беседуют доверительно и откровенно, как старые друзья.
– Вы добрались до весьма мрачных секретов, мой друг, – говорит Дави. – У Разума действительно есть свои тайные адепты, желающие видеть в нем подобие вечного духа. И с ними хитрый Разум ведет себя почти так же, как вел себя со своими жрецами любой древний бог. Он охотно принимает от них жертвы, и даже является им в заказанном виде…
– Как?
– Например, с рогами и черными крыльями, во лбу звезда et ainsi de suite
[6]. Разум как духовная сущность скрыт от людей – но может стать чем угодно. В этом смысле он похож на волшебное зеркало.
– Что он делает, являясь своим адептам?
Дави ухмыляется.
– Как и любой бог, он творит для них небольшие чудеса, не нарушающие равновесия Вселенной…
– А какова роль адептов Разума в истории?
– В последние века они ее направляют, мой друг. Именно они являются создателями химер. Некоторые из этих ваятелей скрыты, другие – на самом виду. Про иных сразу и не поймешь, какому божеству они служат…
– Де Сад был одним из них?
Дави кивает.
Голгофский проявляет сострадание к читателю – и вместо диалога на сто с лишним страниц упаковывает полученную от Дави информацию всего в пятьдесят.
Попробуем перепаковать их в три.
Про маркиза де Сада известно, наверное, все – трудно найти другую жизнь, изученную настолько же подробно. Непонятно, почему он до сих пор не поднят на прогрессивные знамена и штандарты в качестве одного из благородных профилей а-ля Маркс-Энгельс-Ленин (маркиз – очень похожий, в сущности, дворянин, служивший народу в годину революции). Этого человека несколько раз приговаривали к смерти – и за что же?
Например, за «содомию». Причем даже не с мужчиной, а с женщиной. По тем временам это было страшное обвинение; таким же образом английские правые попытаются вскоре заткнуть рот лорду Байрону, якобы «содомизировавшему» свою Анабеллу… Понятно, что возводили подобные обвинения тогда, когда желали расправиться с человеком за что-то другое, о чем не хотели говорить.
«Читатель, – взывает Голгофский, – каждый раз, когда ты переходишь с торрента на сайт секс-услуг и бережливым глазком высматриваешь, включен анал или в допах – пусть пепел де Сада и Байрона стучит в твое сердце! А то ведь есть среди нас еще люди, не верящие в прогресс…»
