– Прямо сейчас? Что случилось?
– Не хочу говорить по телефону. При встрече расскажу.
Так-то. Это называется действовать. Все может измениться за несколько секунд.
Кендалл в меркнущем свете дошел до отеля «Дрейк» и входа в бар. Он занял кабинку в глубине зала, подальше от пианиста во фраке, и в ожидании Пьясецки заказал себе выпить.
Тот появился через полчаса. Как только он уселся, Кендалл улыбнулся ему:
– Помнишь, о чем мы беседовали на днях?
Пьясецки искоса посмотрел на него:
– Ты серьезно или так, поговорить?
– Мне интересно.
– Дурака не валяй.
– Я не валяю, – сказал Кендалл. – Просто я думал – как это провернуть, технически?
Пьясецки наклонился, чтобы его не заглушала музыка:
– Я этого тебе не говорил, ясно?
– Ясно.
– В подобных случаях создают так называемую подставную компанию. Ты выписываешь счета от ее имени, а «Великий эксперимент» их оплачивает. Через несколько лет ты закрываешь счет и ликвидируешь компанию.
Кендалл пытался понять:
– Но это же будут счета ни за что. Сразу все будет ясно.
– Когда Джимми в последний раз проверял счета? Господи, да ему восемьдесят два года, он пьет виагру в Калифорнии, чтобы трахнуть очередную проститутку. Плевать ему на счета, он о другом думает.
– А если к нам придет аудит?
Теперь заулыбался Пьясецки:
– Мне нравится, что ты говоришь «к нам». Это уже мое дело. Если придет аудит, кто будет этим заниматься? Я, конечно. Покажу федеральному налоговому управлению счета и платежи. Поскольку платежи будут соответствовать счетам, все в порядке. Если мы будем платить налоги с доходов, им не на что жаловаться.
Все оказалось не так сложно. Кендалл не привык к подобному образу мыслей – не преступному, а финансовому. Однако по мере убывания виски в стакане он начинал понимать, что план, пожалуй, может сработать. Он оглядел бар – вокруг выпивали и заключали сделки.
– Речь идет не о каких-то астрономических суммах, – продолжал Пьясецки. – Джимми стоит миллионов восемьдесят. Я думаю, у нас будет где-то по полмиллиона. Может, если все получится, по миллиону. Потом прикроем лавочку, заметем следы и переедем на Бермуды. – Глаза Пьясецки жадно горели: – Джимми зарабатывает на рынке по миллиону каждые четыре месяца. Он и не заметит.
– А если что-то пойдет не так? У меня семья.
– А у меня нет? Я о семье и думаю. В этой стране все вокруг нечестно. И почему бы неглупому чуваку вроде тебя не урвать себе немножко? Тебе что, страшно?
– Да, – ответил Кендалл.
– Тебе и должно быть страшно. Немножко. Хотя статистика говорит, что вероятность провала – примерно один процент. Может, меньше.
Разговор приводил Кендалла в восторг. Все в обстановке «Золотого петуха» – декор в наполеоновском стиле, старомодная музыка, словно из переулка Жестяных Кастрюль
[37] жирные закуски – отсылало к 1926 году. Кендалл и Пьясецки заговорщически склонились друг к другу, словно гангстеры из прошлого. Они видели фильмы про мафию, так что знали, как это делается. Преступность отличалась от поэзии, в которой различные течения сменяли друг друга. Сейчас происходило то же самое, что творилось в Чикаго восемьдесят лет назад.
– Говорю тебе, через пару лет все будет позади, – сказал Пьясецки. – Все аккуратно провернем, следов не останется. А потом вложим деньги и сделаем что-нибудь для страны.
Поэт живет в воображаемом мире. Он мечтает, но ничего не делает. А что, если взять и сделать что-нибудь? Погрузиться не в воображаемый мир фантазий, а в живой, осязаемый мир финансов.
Стефани он ничего не скажет. Просто наврет, что ему подняли зарплату. И тут же другая мысль: отремонтировать кухню не значит выдать себя. Можно переделать весь дом, не привлекая внимания.
Перед мысленным взором Кендалла встал его дом, каким он мог бы стать через пару лет: современный, светлый, теплый, дети счастливы, старания жены наконец-то окупились сторицей. «Состояния обращаются… с невероятной быстротой…», «привилегия быть богатыми…»
– Ладно, я в деле, – сказал Кендалл.
– Точно?
– Мне надо подумать.
Пьясецки удовлетворился услышанным и поднял стакан:
– Выпьем за моего героя, за Кена Лэя!
– Какого рода предприятие вы открываете?
– Складские помещения.
– И вы будете…
– Директором. Совместно с моим партнером.
– Мистером… – Юрист, коренастая женщина с густой шевелюрой, заглянула в бумаги. – Мистером Пьясецки, так?
– Именно.
Был субботний день, Кендалл приехал в центр города, в скромную контору, увешанную дипломами. Макс ждал его на улице – носился за падающими листьями, раскинув руки.
– Да уж, я бы воспользовалась складом, – пошутила юрист. – У детей столько спортивного инвентаря, что можно с ума сойти. Сноуборды, доски для серфинга, ракетки, клюшки для лакросса. Еле-еле завожу машину в гараж.
– У нас будут коммерческие склады, – сказал Кендалл. – Для товаров. Так что увы.
Он даже не видел помещение. Оно находилось в каком-то захолустье, где-то под Кевани. Пьясецки съездил туда и арендовал землю. На ней ничего не было, кроме старой, поросшей травой заправки. Но у нее имелся юридический адрес, а вскоре должен был появиться и приличный доход.
Поскольку книги «Великого эксперимента» продавались плохо, у издательства было достаточно товара на руках. Теперь Кендалл собирался посылать книги не только на обычный склад в Шаумбурге, но и на склад в Кевани. Компания «Среднезападный склад» будет выставлять издательству счета за эту услугу, а Пьясецки – посылать им чеки. Он собирался открыть счет организации в банке, как только на руках будут необходимые документы. Право подписи счета – у Майкла Д. Пьясецки и у Кендалла Уоллиса.
Задумка была крайне изящная. Кендаллу и Пьясецки принадлежит совершенно легальная компания, которая абсолютно легально зарабатывает деньги и платит налоги. Они делят прибыль и указывают в налоговых декларациях, что это доход от предпринимательской деятельности. Кто узнает, что на складе нет никаких книг, поскольку самого склада не существует?
– Надеюсь, старик не склеит ласты, – говорил Пьясецки. – Нам надо молиться за его здоровье.
Когда Кендалл подписал все бумаги, юрист сказала:
