– Все равно нам рано вставать, – сказала Мария.
– Ладно, мы простим двух усталых путниц, – сказал Малькольм. – С большим сожалением.
– Пожалуй, час действительно поздний, – сказал Шон.
– Ерунда! – сказал Малькольм. – Вечер только начинается!
Он отодвинул свой стул и решительно встал.
Шон ничего не мог сделать. Он не понимал, почему Энни спутала их планы. Он подозревал, что действовал слишком прямолинейно во время ужина, выдал свои истинные намерения и спугнул ее. Как бы то ни было, теперь ничего не оставалось – только встать, замаскировать отчаянные сигналы сердца улыбкой и проследовать к подвальной двери. Пока Шон спускался по ступеням – и Малькольм за ним, – он безуспешно пытался расслышать, о чем говорят девушки.
Комната была длинной, узкой, обшитой панелями, с бильярдным столом посередине, а напротив стены стоял кожаный диван, перед которым висел телевизор. Шон сразу пошел к нему и включил.
– Так что, в триктрак? – спросил Малькольм.
– Мне расхотелось, – ответил Шон.
Малькольм неуверенно поглядел на него:
– Я надеюсь, вас не огорчила моя маленькая речь? Боюсь, я не дал вам побеседовать.
Шон продолжал пялиться в телевизор.
– Да я почти и не слушал, – произнес он.
– Ты нравишься Шону, – сказала Мария Энни, как только они остались наедине.
– Ничего подобного.
– Очень даже. Я уверена.
– Он просто вежливый.
Они вытирали последние тарелки, стоя плечом к плечу у раковины.
– Что он сказал тебе в саду?
– Когда?
– В саду. Когда увел тебя подальше.
– Он сказал, что никогда не встречал такой красивой девушки, и предложил выйти за него замуж.
Мария мыла тарелку. Она погрузила ее в воду и ничего не ответила.
– Шучу, – произнесла Энни. – Он просто рассказывал про участок – как трудно за ним ухаживать.
Мария начала скрести тарелку, хотя она была абсолютно чистой.
– Я шучу, – снова сказала Энни.
Энни собиралась мыть посуду как можно дольше. Если Шон вернется, она даст ему знать, что они могут встретиться позже. Но тарелки оказались не слишком грязными, и их было всего четыре, да еще несколько стаканов. Вскоре девушки закончили.
– Я устала, – сказала Мария. – А ты не устала?
– Нет.
– А выглядишь усталой.
– Я не устала.
– И что мы теперь делаем?
Энни не могла придумать повода, чтобы задержаться на кухне. Можно пойти вниз, но там Малькольм. Он будет везде, всю ночь. Он никогда не пойдет спать – ведь он так счастлив, что жив. Так что в конечном итоге она решила:
– Делать тут больше нечего. Пойду-ка я спать.
– Я с тобой, – сказала Мария.
– Зачем нам смотреть телевизор, Шон? – спросил Малькольм. – Так нам и поговорить не удастся. Мы уже двадцать лет не разговаривали!
– Я уже две недели не смотрел телевизор, – ответил Шон.
Малькольм дружелюбно засмеялся:
– Шон, зачем все это? Ты от меня не убежишь. Особенно этой ночью.
Он ждал ответа, но не дождался. На него снизошло непоколебимое спокойствие. Он может сказать все, что захочет, и остается только гадать, почему Шон, напротив, выглядит таким отчужденным. Но через минуту до него дошло: он просто слишком привык быть непроницаемым. Это не более чем маска. Глубоко внутри Шон тоже одинок, печалится о своем неудачном браке так же, как Малькольм. Потому он и пытается шутить и окружает себя молодыми женщинами.
Малькольм удивился, что не сообразил раньше. Теперь он многое понял. Он смотрел на друга и глубоко ему сочувствовал. И он сказал:
– Расскажи мне про Мег, Шон. Тут нечего стесняться. Мы в одной лодке, сам понимаешь.
Тогда Шон повернулся и встретил его взгляд. Он все еще притворялся, ему было трудно, но в конце концов он ответил:
– Мы не в одной лодке, Малькольм. Отнюдь нет. Я бросил Мег. Мег меня не бросала.
Малькольм смотрел в сторону, на пол.
– И она, боюсь, не смогла это принять, – продолжил Шон. – Она бросилась под поезд.
– Она пыталась покончить с собой? – спросил Малькольм. – Боже мой!
– Не просто пыталась. У нее получилось.
– Мег умерла?
– Да. Вот поэтому сад так и запущен.
– Шон, мне так жаль. Почему ты ничего не сказал?
– Мне не хотелось об этом говорить, – ответил Шон.
Эта месть порадовала Шона. Малькольм испортил ему вечер, но теперь Шон одержал верх над ним, заставил поверить в то, во что ему хотелось. Малькольм откинул голову на спинку дивана, и Шон произнес:
– Вот ведь как совпало, что сегодня ты оказался здесь. И поведал свою историю. Будто что-то привело тебя сюда.
– Я не знал, – мягко сказал Малькольм.
Шон продолжал буравить взглядом своего друга, чувствуя, что может создать для Малькольма персональную картину мира, где ничто не происходит случайно, даже самоубийства.
Он оставил Малькольма на диване и пошел к лестнице.
Когда Мария отправилась в ванную чистить зубы, Энни подкралась к входу в спальню. До нее не доносилось ни звука. Дом был тих. Она слышала лишь как Мария полощет рот и сплевывает воду в раковину. Она шагнула в холл. Снова ни звука. Потом Мария вышла из ванны. Она сняла очки и растянулась на кровати.
Шон пришел на кухню и никого там не обнаружил. Он проклинал свою идею с триктраком, проклинал вмешавшегося Малькольма, проклинал Энни, нарушившую их план. Что бы он ни делал, все без толку. Дом, артишоки, реликвия – этого оказалось мало. Он представил, как жена танцует где-то в тропиках, а затем увидел себя – одинокого, в холодном доме, с неисполненными желаниями.
Он подошел к нижней двери и прислушался. Телевизор все еще работал. Ошеломленный Малькольм так и сидел перед ним. Шон развернулся и собрался оставить Малькольма там на всю ночь, но внезапно замер на месте. Ведь перед ним, одетая лишь в мужскую длинную футболку, стояла Энни.
Наверху Мария, навострив уши, ждала, пока Энни вернется в постель. Не успев лечь, она вдруг вылезла и сказала, что сходит вниз за водой.
– Попей из крана в ванной, – предложила Мария, но Энни ответила:
– Я хочу из стакана.
После всего, что было, даже после поцелуя в поезде, Энни все еще стеснялась. Она нервничала, только легла в постель – и сразу выпрыгнула. Мария прекрасно понимала, через что проходит Энни. Она заложила руки за голову. Разглядывая лепнину на потолке, она чувствовала, как ее тело тонет в матрасе и подушках. На нее снизошло спокойствие, и она твердо поверила, что теперь-то уж наконец все ее желания действительно исполнятся, осталось лишь подождать.
