– Да, – воскликнула девушка, – я очень хотела их всех уничтожить. Но я никого не убивала. Я просто думала об этом. Честно признаюсь. Был день, когда я шла и представляла, как братьев и Зинаиду душу! Своими руками. А вот Наталья Марковна должна была остаться в живых.
– Кошмар, – прошептала Монтини, – деточка, я тебя любила, приняла, как родную, после смерти Володи и Леси. Ты жила в моем доме, обнимала, целовала меня… И задумала всех отравить?
– Нет, сказала же – задушить! – сказала Анна. – Кстати, Нина умерла сама. Я тогда не знала правды о поджоге цыганской деревни. Думала, что виноват Иван Каретин. Его же арестовали. Ведь так?
– Да, – согласился Никита Сергеевич, – я запросил из архива то дело, внимательно его просмотрел. Основной уликой стали канистры из-под бензина, их нашли в Комарихе. Следователь решил, что Иван, совершив преступное деяние, бросил тару. А еще он потерял брезентовые рукавицы. Они у всех одинаковые, но Каретин свои пометил. Когда на допросе спросили, зачем писать фломастером на рабочих варежках фамилию, он ответил: «Мой сарай неудобно расположен, далеко от дома, участок большой, я не вижу, если кто-нибудь подходит к домику. Зато очень выгодно для ворюг, как ни загляну в лабаз, вечно чего-то недосчитаюсь, народ в селе нечист на руку, прет все, что лежит без присмотра. Запираю хозблок, замок сбивают, и в путь. Перенести сарай некуда, вся остальная земля под огородом. У меня двое детей, доходы жалкие, ребят кормить надо, едим то, что вырастили. Вот я и написал везде свое имя. И на канистрах, и на ведрах гвоздем нацарапал: «Каретин». Исчезло что? Рано или поздно свою вещь в чужих руках увижу, метку покажу и в морду дам. Но я не убийца, Комариху не поджигал». Стоял на своем непоколебимо, твердил: «Не я пожар устроил, ищите кого другого». Потом умер в камере, дело из-за смерти основного подозреваемого развалилось.
– Овечкины меня в Опенкино не возили, – перебила Небова Аня, – они только к Монтини приезжали. Мне они запрещали со двора уходить, да я и сама не хотела. Один раз, когда я сидела в гостиной, зашел разговор о пожаре. Наталья Марковна его завела, вот тогда я узнала про гибель цыган. Правда, мама быстро сменила тему. Но я поняла – что-то тут не так. Став немного постарше, начала расспрашивать, отчего в селе случился пожар. Леся объяснила, что Иван Каретин поджег цыганское поселение, у него пропал элитный, очень дорогой конь. Вот мужик и отомстил. Я в мыслях не имела, что виноваты Эдуард, Виктор, Нина, Зина, Полина. У меня события той ночи будто серым платком накрыты. Только помню, как бегу по лесу, и так мне страшно! Потом провал, меня кто-то несет на руках, больница… Воспоминания, как салат, тут огурчик, там помидорка, все перемешалось. Нину я не трогала, но то, что завидовала ей, скрывать не стану. Мне очень Эдик нравился. Я, когда думала о будущем муже, всегда себе младшего сына Натальи представляла, восхищалась, какой он умный, добрый. Виктор другой, противный, а Эдик просто замечательный. Я не делала ничего дурного Нине. Только в мечтах представляла: она умрет, а я ее место рядом с Эдиком займу. И его жена вдруг скончалась!
Анна посмотрела на следователя в упор.
– Когда мы с вами впервые встретились, я уже говорила вам, что нехорошо в таком признаваться, но я предельно честна, поэтому при всех повторяю, что очень обрадовалась смерти Аракиной. Решила постоянно находиться рядом с Эдиком, поддерживать его, показать любимому, какая я добрая. Нина над мужем постоянно подшучивала, часто очень зло. А Эдик делал вид, что не слышит гадких слов. Да и так понятно было – ему очень неприятно, прямо как нож в сердце втыкают. Хочу уточнить: не умри Нина, Эдик бы от нее точно ушел. После гибели родителей на меня напал жуткий страх, я стала всего бояться, Наталья меня к себе забрала, вот за это ей спасибо. Но я с участка не высовывалась, сидела в доме, помогала по хозяйству, в саду ковырялась. После смерти Нины у нас с Эдиком завязались отношения, сыграли свадьбу. Я с мужем стала то в кафе, то в магазин, то просто гулять ходить. Иду, держу его под руку, все нормально. Только он меня отпустит – паника. Помню, один раз мы искали подарок для Натальи Марковны на день рождения. Толкались в одном из московских универмагов. Эдик говорит:
– Мне в туалет надо.
Я за него цепляюсь.
– С тобой пойду.
Супруг рассмеялся.
– В мужской сортир? Тебе там не понравится. Сядь здесь на лавочку, подожди, я скоро вернусь.
Он ушел, я осталась. Что пережила в те минуты, не описать словами. Сначала вспотела, потом озноб пробрал, затошнило, в животе война, голова кружится, руки трясутся, ноги дрожат. Еле встать смогла, когда муж вернулся. Он спросил:
– Тебе плохо? Ты прямо синяя вся.
Я соврала:
– Давление упало, наверное, кофе надо выпить.
– Вы Эдуарду правду о своем состоянии не сообщили? – удивился Звягин. – Почему?
Аня прищурилась.
– У него уже была одна постоянно больная женушка. Мне не хотелось хоть в чем-то на Нину походить. После того случая я поняла: надо что-то делать. К врачу пойти? Своих денег у меня нет. Эдик мне даст любую сумму, но, конечно, спросит, зачем она мне. Если я совру, что на покупки, он захочет со мной поехать. А я вам уже объяснила: одна больная в анамнезе уже была. Я никак не хотела про свое состояние говорить. Так и мучилась, но виду не подавала, научилась улыбаться через силу, казалась всегда веселой, постоянно демонстрировала: я не Нина, я другая, я намного лучше. А не так давно по телевизору увидела программу про девушку, она память потеряла, в реке тонула в детстве, ее спасли, но от ужаса ребенок все забыл. Никто не знал, кто она, почему в воде оказалась. Малышка даже имя свое назвать не могла, ее определили в интернат, где умственно отсталых держат. А там воспитательница решила помочь несчастной, отвезла ее на место, где ее выловили, и столкнула в реку.
– С ума сойти! – подпрыгнула я. – Слов нет!
– Жестоко, – согласилась Аня, – но помогло, девочка все вспомнила, вернулась к родным. И я решила: наступлю на свой ужас, пойду в лес, похожу там, авось что и оживет в голове. Начала потихоньку за ворота высовываться, потом добрела до Комарихи. Встала на дороге, смотрю, кругом обгорелые избы, никто не убрал их. Я вперед побрела, дошла до одного участка… Дальше темнота. Очнулась от холода, лежу на земле, дождь льет. Сознание я, оказывается, потеряла, а когда очнулась, вспомнила все! Абсолютно! До крохотной травинки, которую, убегая от огня, под ногами видела.
– И тогда вы задумали убить всех родных Монтини? А почему решили не трогать Наталью Марковну? – спросила я.
– Нет! Не сразу в голову мысль об их убийстве пришла, – возразила Аня. – У меня погибла вся родня. По крови. Это очень тяжело знать. Давит так, словно на спине огромный камень лежит. После того как память ожила, я ночами не спала, все думала: «Почему я так плохо себя вела? Не слушалась никого? Баловалась? Конфеты со стола таскала? Теперь стыдно за свое поведение, а извиниться не могу. Все умерли. Все. Я одна. И вдруг! Как молния в голову ударила! Убью их! Не имеют они права жить. В тот же момент я разлюбила Эдуарда.
