И вот летом Бах перебрался в Мюльхаузен и принял на себя новые обязанности. Там его встречал, среди прочих, управляющий Иоганн Адольф Фроне, пастор церкви Святого Власия, человек благочестивый и любезный, о котором мы ещё поговорим. Переходя на новое место, Иоганн Себастьян был должен подготовить и свою свадьбу, намеченную на осень.
Между тем клан Бахов пережил печальное событие — смерть Тобиаса Ламмерхирта, брата матери Иоганна Себастьяна, случившуюся в августе. Однако покойный подумал о будущих новобрачных и их нуждах, оставив племяннику наследство в 50 гульденов: неплохое подспорье. Эти деньги скоро очень пригодятся, можно будет не скупиться на свадьбу и как следует её отпраздновать. Кроме того, это хороший повод вновь собраться всем вместе.
«И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному…»; «Пленила ты сердце моё, сестра моя, невеста!..»; «И прилепится к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть…» Эти библейские фразы, должно быть, вертелись в ночь перед свадьбой в голове молодого лютеранина, женившегося в октябре. Возможно, он раскрыл наудачу свою Библию, чтобы перечитать Песнь песней или евангельский рассказ о свадьбе в Кане Галилейской… Или более прозаическим образом думал о приготовлениях к завтрашнему дню? Нет никаких сомнений, что перед торжеством надо было подумать обо всём: хватит ли вина, сколько приедет гостей, где пировать, какую музыку подобрать к церемонии… Существует ли лучший способ самоутвердиться в жизни, стать взрослым во всеобщем мнении?
В трёх километрах от Арнштадта лежит деревушка Дорнхайм, там служит пастором друг Иоганн Лоренц Штаубер, его недавно скончавшаяся жена состояла в родстве с Бахами. Наверняка Иоганну Себастьяну много проще общаться с ним, чем с пасторами Арнштадта, своими бывшими работодателями, потому-то 17 октября 1707 года он и попросит устроить венчание в маленькой сельской церкви. На сей раз за органом не Бах, и ещё нам известно, что молодожёнов избавили от платы за совершение обряда.
Сколько родственников приехали в Дорнхайм? И кто приехал — Бахи из Эрфурта или из Эйзенаха? Были друзья Stadpfeifer’a и органисты, бургомистр Фельдхаус и кузины — сёстры невесты. Поздравляли, обменивались новостями, говорили о рождениях, кончинах, отъездах… Днём, после обильной трапезы, все вместе взялись за инструменты, чтобы восславить любовь новобрачных несколькими прочувствованными произведениями. У Иоганна Себастьяна наверняка звучала в голове ария из одной из последних свадебных кантат маэстро Букстехуде — «О радостный час, о праздничный день» («Ofrohliche Stunden, oherrlicher Tag»), слова которой дышали одновременно нежностью и мудростью:
Пусть Бог дарует им дожить до лет
Проседи в волосах.
Да нс оставит их Небо своим покровительством,
И пусть они приносят пользу цехам и городу.
Но гости вздумали импровизировать, затеяли разнузданную игру, рассыпая вольные шутки или неся околесицу, предтечу автоматического письма или «изысканного трупа»
[15] сюрреалистов XX века. Однако это не означает, что играли посредственно или небрежно…
Гости разъехались, бочки опустели, инструменты смолкли — можно спокойно вернуться в город, а затем отправиться в Эрфурт на непродолжительный «медовый месяц». Со своей стороны, Иоганн Себастьян высоко оценил приём, оказанный ему Штаубером, и не забудет об этом, когда восемь месяцев спустя пастор вступит в новый брак с Региной Ведеман. Друг стал родственником, и Бах сочинит по случаю новой свадьбы, всё так же в Дорнхайме, кантату «Господь помнит о нас». Дружба нашла такое конкретное выражение.
Кантата! Звучное слово вырвалось на волю и будет следовать за Иоганном Себастьяном всю его жизнь. Хотя до гигантского творческого процесса в Лейпциге ещё далеко, первые значительные кантаты композитора были созданы в Мюльхаузене. Само это слово, пришедшее из Италии, первоначально означало пьесу для голоса в сопровождении нескольких инструментов, но эта концепция сильно обогатилась, и кантаты стали писать для нескольких солистов или хоров. Во времена, когда не делалось различия между церковным и светским, эта музыкальная форма использовалась, чтобы отметить самые разные моменты жизни: кантаты для церковной музыки, бывшие частью литургии или исполнявшиеся по другим случаям, — своего рода духовные концерты; кантаты, которыми отмечались события общественной жизни, рождение или смерть важной особы, торжественное открытие органа или юбилей; кантаты для удовольствия или развлечения, какие исполнялись при дворе или в кафе… как оперная музыка. В последнем случае ничто не запрещало использовать мифологические сюжеты или бытовые темы.
Поэтому нет ничего удивительного, что по случаю избрания нового муниципального совета Мюльхаузена Бах написал кантату «Господь — мой царь», звучавшую весьма торжественно. Он действовал как городской служащий и, похоже, сумел создать небольшой, но хороший оркестр для её исполнения. Конечно, здесь далеко до пышности Abendmusiken его учителя Букстехуде, но — небывалая честь! — музыка понравилась, поскольку кантату решили издать. Первый повод для гордости молодого композитора. И власти тоже остались довольны: они не пожалели о своём выборе, церемония прошла с блеском.
Среди церковных кантат этого периода, дошедших до наших дней, отметим прежде всего поминальную кантату «Actus tragicus» — «Смертный час — Божий час» («Gottes Zeit ist die allerbeste Zeit»), которой позже восхищался Феликс Мендельсон за согласованность хорала с библейским текстом, а также вариации на тему «Из глубины воззвах» («Aus der Tiefe rufe ich, Herr, zu dir!»). Музыковед Вольфганг Зандбергер считает, что эти произведения находятся на пересечении влияний, передающих «глубокое знание выразительной музыки органистов Северной Германии», а «с другой стороны, сочетание текстов и форма разных частей вписываются прежде всего в традицию Центральной Германии». И как не упомянуть о настоящем шедевре — кантате «Христос лежал в оковах смерти», текст которой основан на семи строфах пасхального гимна Мартина Лютера! Христос, лежавший в оковах смерти, стянутый пеленами, упомянутыми в Евангелии, должен воскреснуть, о чём говорится в последнем дуэте перед финальным хором. Бах достигает в нём вершины вокального искусства и небывалой высоты чувств в изъявлении веры.
Но что, в самом деле, думали прихожане Мюльхаузена о музыке молодого господина Баха? Ясно, что она попирала некоторые твёрдо укоренившиеся обычаи и вносила свою лепту в спор о том, как жить в лютеранской вере. Рассмотрим этот вопрос подробнее.
Начав Реформацию, выступив против католических властей во имя нового представления о вере, Мартин Лютер спровоцировал появление в будущем других течений в лоне самой протестантской традиции, обновлявших или даже оспаривающих её. Так, в XVII веке в Германии широко распространилось пиетистское движение, оказав сильное влияние на умы. Простое пробуждение, растормошившее задремавшие лютеранские церкви? Если верить Филиппу Якову Шпенеру (1635–1705), пастору и богослову из Эльзаса, стоявшему у истоков этого течения, всё гораздо серьёзнее. Он считал первоочередной необходимостью вернуться к более восприимчивому, более духовному христианству. В своей книге «Благочестивые желания», бестселлере той эпохи, этот проповедник, который позже будет жить в Страсбурге и Франкфурте, со страстью описывает жгучую необходимость вернуться к Богу:
