Эта комната изменила ее жизнь. И начала менять мою.
Представляю Сидни, которая одиноко сидит в каком-нибудь кафе, где продают фастфуд, и пишет веселые стихи, которые потом она прочтет нам, и серьезные, которыми не хочет ни с кем делиться. А потом и Челси, которая пишет стихотворение за стихотворением о парне, который разбил ей сердце. Эмили, которая сидит у постели своей матери и смотрит, как жизнь по капельке покидает ее, и изо всех сил старается удержать ее в этом мире. Эй-Джея, присевшего на край своей кровати с гитарой и подбирающего к мелодии как можно более точные слова. Кэмерона, который с болью видит, как разваливается его семья, и старается это пережить. Джессику – ее оглушительный голос, полный заразительной уверенности, и миниатюрное тело. И Эбигейл с ее проницательными и глубокими стихами, которые сразу же мне понравились. Теперь, когда мы познакомились поближе, ее стихи меня уже не удивляют.
Они – мои друзья. И я вдруг понимаю, что знаю о них гораздо больше, чем они обо мне.
Мой следующий шаг чересчур очевиден. Соскакиваю со стула и спешу к своему рюкзаку. Впервые за четыре дня мне нестерпимо хочется писать. Я достаю желтый блокнот, потому что Кэролайн помогла мне стать сильнее, лучше и счастливее, когда еще была важной частью моей жизни. И сейчас мне нужно вернуть себе все те ощущения.
Опускаюсь на оранжевый диван и подбираю под себя ноги. Ощущаю в руках успокаивающую твердость блокнота, а когда начинаю писать, то с облегчением замечаю, что слова льются свободно и быстро, будто вода из крана.
За считаные минуты на бумаге появляется стихотворение, посвященное Кэролайн. В нем я рассказываю, что` она для меня значит и как сильно я по ней тоскую, а еще объясняю, почему эта комната так важна не только для меня, но для всех, кому посчастливилось тут оказаться. А еще, пусть и совсем немногословно, даю своим новым друзьям обещание, что отныне буду обращаться со словами гораздо смелее, чем раньше.
До безобразия сильно
Закрываю блокнот и впервые с минувшей пятницы улыбаюсь. Как хорошо. Собираю вещи, проверяю время на телефоне. Уже 4.18. Я сижу тут больше двух часов.
Перед уходом подхожу к ближайшей стене и провожу рукой по коричневым бумажным пакетам и конфетным оберткам, обрывкам бумаги и квадратным листочкам для заметок, по салфеткам и чекам – и думаю о всех тех, кто бывал в этой комнате. У каждого человека, оставившего свои стихи на этих стенах, своя история.
И я хочу знать об этих людях гораздо больше.
Чувствую, как внутри появляется до боли знакомый водоворот, – как всякий раз, когда во мне просыпается жажда новой информации. Дыхание ускоряется, пальцы покалывает. Мне хочется узнать историю каждого, кто здесь бывал, и я предвкушаю, как буду выискивать любые сведения, пока наконец не соберу весь этот пазл. Но тут водоворот растворяется – так же быстро, как и появился.
Мне вовсе не нужно узнавать бесчисленные сотни историй. Достаточно семи.
Я ведь ни разу не спрашивала у них, как они отыскали «Уголок поэта». Даже у Кэролайн не спрашивала. И у Эй-Джея.
Эй-Джей.
Поспешно выключаю последнюю лампу, торопливо поднимаюсь по лестнице и выбегаю на парковку. Мне сейчас просто необходима музыка, и сперва я включаю плей-лист «В самой глубине», но потом замечаю другой – «Схватиться за штурвал» – и выбираю его.
Вспоминаю тот день, когда впервые подвозила Эй-Джея и рассказывала ему, как подбираю названия для своих плей-листов. Именно этот особенно его заинтересовал. Я рассказала, как мне «Порой невыносимо хочется скорей схватиться за штурвал, чтоб сгинуло все побыстрей в волнах холодных». Он тогда еще так на меня посмотрел, словно всерьез опасался, что я когда-нибудь именно так и сделаю. Может, мои слова напомнили ему о Кэролайн, основательнице его любимого поэтического общества? Вот уж у кого получилось «схватиться за штурвал».
Когда я разворачиваю машину, выезжаю с парковки и отправляюсь в сторону дома Эй-Джея, мысли у меня бурлят, а в груди все сжимается в тугой узел. Подъехав к его дому, с силой жму на тормоза и вылезаю из машины.
Дует пронизывающий ветер. Он громко свистит в кронах деревьев и обжигает мне щеки. Я поплотнее запахиваюсь в куртку и поднимаюсь на крыльцо. Хочу постучать, но вдруг слышу гитарные аккорды Эй-Джея, доносящиеся из самой глубины дома. Слишком тихие, чтоб уловить всю мелодию, но я отчетливо представляю, как он сидит и уверенным движением бьет по струнам; эти удары складываются в прекрасную музыку, а левая рука резво скользит по грифу. Стучусь, пока храбрость меня не оставила.
Музыка стихает, и через несколько секунд Эй-Джей открывает мне дверь.
– Привет! – говорит он. Видимо, он не ожидал меня здесь увидеть.
– Привет. – Снимаю шнурок с ключом и передаю ему. – Спасибо тебе. – Эй-Джей прячет ключ в карман джинсов. Опускаю взгляд себе под ноги.
Мы оба долго молчим: я стараюсь набраться храбрости и сказать то, для чего пришла, а он, наверное, думает, как бы поскорее избавиться от сумасшедшей девчонки.
Поднимаю голову и застываю на месте, внимательно глядя ему в глаза.
– Я отыскала ее уголок. – С силой прикусываю губу, чтобы унять дрожь. – И очень надеюсь, что ты согласишься побольше мне рассказать о ней. И о той комнате. И о том, как ты нашел ее и получил ключи.
Он раскрывает дверь шире.
– Заходи. Ты, наверное, замерзла – вся дрожишь!
Это не от холода. А от страха.
Я ни разу не была у него с того дня, когда подвезла его до дома, взяла уроки игры на гитаре и узнала о Девон. Захожу и кладу ключи от машины на столик в прихожей, совсем как в прошлый раз.
И тут вдруг вспоминаю ужасную вещь. Я ведь выскочила из машины, забыв проверить цифру на одометре! Пару мгновений всерьез думаю о том, что надо бы вернуться, но Эй-Джей уже идет в сторону своей спальни. На ходу оборачивается ко мне, видит мое замешательство и жестом манит за собой.
Силой заставляю себя пойти следом, стараясь думать только об Эй-Джее и не поддаваться паническому желанию метнуться к машине и припарковаться правильно.
В прошлый раз, когда он закрыл за нами дверь, я не знала, куда идти и что делать, но теперь я сажусь на край его кровати. Чувствую огромное облегчение, когда он садится рядом. Он слегка откидывается назад, опершись на руки, вид у него чрезвычайно серьезный. А может, он по-прежнему меня боится – трудно сказать.
– Что ты хочешь узнать? – спрашивает он.
Делаю глубокий вдох и неспешно выдыхаю.
– Все.
На его губах появляется едва заметная улыбка, и мне становится чуть спокойнее.
– Мистер Б. рассказал, как все было, когда в конце прошлого года передавал мне ключ. С Кэролайн он познакомился, когда она училась в десятом классе. Однажды в обеденный перерыв он открыл дверь кладовки неподалеку от столовой и обнаружил ее – там она пряталась ото всех. Далеко не сразу она призналась, что это не в первый раз и что она каждый день так обедает еще с середины девятого класса.
