В чулане уборщика я раздвигаю швабры и распахиваю скрипучую дверь. Окидываю взглядом черный потолок, черный пол и черные стены, которые совсем не кажутся черными, а все потому, что оклеены разномастной бумагой. Стул стоит там же, где и всегда. Стойка для гитары темнеет в углу. Сейчас она пустует. Включаю ближайшую лампу и запираюсь изнутри.
Передадите его дальше?
Оглядываюсь, внимательно рассматривая все, что находится в комнате, – как и всегда. Когда я впервые осталась здесь одна, я обошла ее, читая стихи на стенах в случайном порядке и возвращаясь к тем, которые понравились мне больше остальных. Помню, как меня накрыло волной спокойствия, когда я наконец отыскала текст песни Эй-Джея, и то наслаждение, с каким я читала стихи Сидни, написанные на обертках от фастфуда. За несколько часов я ознакомилась с десятилетней поэтической историей этого места, прочла стихи поэтов, давно закончивших нашу школу. Когда я села на диван и начала писать свое стихотворение, глаза у меня побаливали от усталости. В тот день уходила я из «Уголка поэта» с чувством благоговения перед всеми, кто когда-либо переступал порог этой удивительной комнаты.
Теперь же я уверенно и неспешно иду к невысокому книжному шкафчику, стоящему в правом углу, и включаю лампу, которая тут же заливает стену светом. В тот первый день я не дошла до этого места, а за последние несколько месяцев ни разу не приклеивала сюда свои собственные стихи. Иначе обязательно заметила бы, чем этот угол отличается от всех остальных.
Стены здесь увешаны одинаковыми линованными листами с тремя дырками, исписанными одним и тем же правильным, красивым почерком, между словами – аккуратные пробелы.
Неподалеку от лампы замечаю деревянный пенал. Беру его, кручу в руках, провожу кончиками пальцев по причудливым волнам и завитушкам на крышке и замечаю на ней три буквы: К.Э.М.
Возвращаю пенал на полку и медленно его открываю. Внутри лежит помятый тетрадный лист. Дрожащими руками достаю его и разворачиваю. Это не стихотворение. А письмо. Дыхание у меня перехватывает, когда я понимаю, что написано оно тем же почерком, что и стихи на стене напротив.
Дорогой мистер Б.!
Возможно, вы начнете винить себя в том, что я собираюсь совершить. Но не стоит. Эта комната не принесла мне никакого вреда. Напротив, именно она продлила мне жизнь.
Вы подарили мне место, где можно было уединиться, и помогли наполнить его словами и людьми, которым можно доверять. Это был самый добрый и щедрый подарок, какой я только получала за всю свою жизнь. В этой комнате я была по-настоящему счастлива.
Если бы можно было собрать ту радость, какую я испытывала здесь каждый понедельник и четверг, положить ее в карман и унести с собой, чтобы было потом чем себя ободрить в трудную минуту, я бы так и сделала. Поверьте, я старалась как могла.
Вы мне больше ничего не должны. Но я очень надеюсь, что вы выполните мою последнюю просьбу.
Это место стало сокровищницей слов. Только вообразите, как бы выглядели эти стены, если бы эту комнату нашел каждый, кто искренне нуждается в подобном убежище. Можете ли вы себе такое представить? Я – да.
Вот мой ключ. Передадите его дальше?
С любовью,
Инстинктивно хватаюсь за шнурок, висящий у меня на шее, и крепко сжимаю его в кулаке.
Уголок Кэролайн.
Так вот почему мистер Б. не запирает дверь театра по просьбе Эй-Джея. Вот почему никому не рассказывает об этой комнате. Вот почему периодически выносит отсюда мусор и пылесосит полы.
Он знал Кэролайн. Он обустроил эту комнату для нее и замаскировал дверь и замок, чтобы это убежище никто не нашел. А она попросила передать ключ тем, кто в этом нуждается, и он выполнил ее последнюю просьбу. И выполняет ее до сих пор.
Сжимая письмо в одной руке, другой хватаюсь за край шкафчика. Ноги у меня подкашиваются.
Так значит, «Уголок поэта» появился благодаря Кэролайн Мэдсен.
Подхожу поближе к стенке и провожу рукой по листам, которыми она заклеена, словно впервые с ними знакомясь.
Это ее стихи.
Читаю названия и первые строки, но некоторые листы приклеены слишком высоко, и слов не разобрать. Ухожу к сцене и возвращаюсь со стулом, а потом залезаю на него, чтобы прочесть как можно больше.
Под самым потолком замечаю стихотворение под названием «Неуверенность» и читаю его про себя. Потом перехожу к следующему – оно называется «Одна во мраке». Затем читаю еще одно – у него нет названия, но оно начинается со строки «Аллитерация летяще нас ласкает!».
Ее стихи красивые и смешные, и чем больше я их читаю, тем горше плачу и громче смеюсь. Но вместе с тем творится что-то странное, и только на середине четвертого стихотворения я понимаю, в чем дело.
Начинаю читать вслух.
Приступив к пятому стихотворению, расправляю плечи, выпрямляю спину, чтобы стать как можно выше, начинаю читать громче, четче и звонче. Произносить написанные ею строки приятно, радостно чувствовать, как они вновь оживают – и пусть никто, кроме меня, не слышит, какие они чудесные. Дочитываю их таким же громким, уверенным, сильным голосом – так, как ей бы и хотелось.
Я прочитала уже больше пятидесяти стихотворений, когда, наконец, остается одно, последнее. Оно висит довольно низко, рядом с деревянным пеналом, и вокруг него, словно тонкая рамка, проступает черная краска, которой выкрашены стены. Интересно, его специально именно так повесили?
Оно называется «До последнего слова». На этот раз я читаю про себя.
Меня эти стены
Услышать смогли, когда
Вдруг отвернулись все.
Они приютили слова
мои, укрыли, спасли
Их от бед.
Они ободряли, хвалили,
Внимали, они поменяли
Всю жизнь мою.
И, уходя, подарить
Им готова все
До последнего слова.
Зажимаю ладонями рот. Из глаз снова текут слезы. Сплошные тройки: в каждой строке – по три слова, в каждой строфе – по три строки…
Перечитываю стихотворение – на этот раз вслух. Голос дрожит, и приходится делать паузы после каждой строки, чтобы восстановить дыхание. Иногда я останавливаюсь, потому что мне хочется всей кожей впитать смысл какого-то слова или фразы. Но когда добираюсь до последней строчки, сдерживать рыдания уже не получается.
Это ее последнее стихотворение.
Я вдруг понимаю, что Кэролайн и впрямь привела меня сюда, пусть и очень необычным способом, привела в эту удивительную комнату, к этим людям, зная, как мне всего этого недостает.
