Мы долго сидим в полной тишине. Отпиваю еще чаю. Слушаю, как журчит вода в фонтане.
– Она ведь уже никогда не вернется, да? – спрашиваю я.
– Думаю, она тебе уже не нужна, – мягко говорит Сью. – Если она когда-нибудь появится, сразу сообщи мне, но только не паникуй. Не мешай ей выполнять свою задачу. Она с ней, судя по всему, чудесно справляется.
Она не вернется.
Я думаю о Кэролайн, о нашем прощании, а потом вспоминаю об Эй-Джее, которому пришлось сообщить мне о том, что моя новая лучшая подруга умерла восемь лет назад.
Это просто ужасно. Я ведь не хотела, чтобы он обо всем узнал. Только не сейчас. Только не так.
– Мне так не хотелось, чтобы Эй-Джей узнал правду обо мне, – говорю я.
Сью отпивает чаю.
– Уверена? – спрашивает она.
– В каком смысле?..
– Кэролайн ведь могла попрощаться с тобой в любой момент и самыми разными способами. Могла заявиться к тебе в комнату и в частной беседе рассказать, кто она такая. Или даже исчезнуть без объяснений. Но обрати внимание, как она исчезла, что именно сказала на прощание…
– К чему вы клоните?
– Ты говоришь, что тебе совсем не хотелось, чтобы Эй-Джей узнал о твоей болезни, но если подумать, возникает впечатление, что это совершенно не так.
Два задания
Проснувшись в субботу, я уже не чувствовала в себе храбрости. Сегодня воскресенье, и я по-прежнему ее в себе не нахожу. Мне грустно, тревожно, страшно и очень одиноко, я скучаю по Кэролайн так сильно, как никогда прежде, и мне хочется, чтобы все оставили меня в покое.
Пейдж стучится ко мне в дверь, чтобы узнать, не хочу ли я мороженого. Слышу, как мама советует ей пока меня не трогать и дать мне побыть одной. Прекрасный совет. Жаль, она и сама не очень его соблюдает – то и дело заглядывает ко мне, спрашивает, не хочу ли я поговорить, а я повторяю, что все в порядке и прошу закрыть ко мне дверь.
Пока я в пятницу вечером сидела у обрыва, Эй-Джей пошел меня искать и заглянул ко мне домой. Дома он наткнулся на маму. Он пересказал ей мои слова о Кэролайн. Мама вежливо поблагодарила его, скрыв свое удивление тем фактом, что я не рассказала ему о своем диагнозе, но, как и всегда, не выдала мою тайну. А потом отправила его домой и попросила несколько дней меня не трогать, чтобы я разобралась в себе.
Уверена, он испытал облегчение. Всякий раз, когда я вспоминаю его взгляд в минуту, когда он впервые услышал из моих уст упоминание о Кэролайн Мэдсен, к горлу подкатывает тошнота.
Чтобы отвлечься, перечитываю свои стихи, в особенности те, которые мне помогла написать Кэролайн. Не всегда, но порой, после того как мы заканчивали стихотворение и перечитывали его вслух, слова в нем казались такими уместными, такими точными, что у меня по спине бежали мурашки. Мне хотелось обнять подругу, но я ни разу этого не сделала, и теперь думаю, какими были бы эти объятия. Реальными, как ее прикосновение к моему плечу? Или же мои руки прошли бы сквозь нее, как сквозь призрачную дымку, и тогда бы я поняла, что все это время мозг меня обманывал?
Беру ручку и начинаю негромко постукивать ею по блокноту. Стихи на ум не идут. Не время сейчас. Мне нечего сказать даже пустому листу бумаги, который больше никто не увидит. Да и потом, поэзия вряд ли поможет мне привести все свои чувства в порядок и найти вразумительный выход из всей этой ситуации.
Меня пугает, какую власть имеет надо мной мой разум. Я злюсь на Кэролайн за то, что она меня оставила. Пытаюсь понять, какие качества я ей сама приписала, а какими и впрямь обладала девушка, совершившая самоубийство в 2007 году.
Открываю красный блокнот и на левой странице пишу «Кэролайн Мэдсен», а на правой – «Моя Кэролайн». Слева выписываю все, что мне удалось выяснить о реальной Кэролайн, а справа во всех подробностях описываю выдуманную.
Закончив, замечаю ряд общих черт, но вместе с тем и немало явных различий. Видимо, Сью была права: я действительно скопировала образ девушки с фотографии и приписала ей качества, которых мне самой очень недоставало.
Зарываюсь лицом в подушку, прячась от солнечного света. И плачу. Долго. Когда меня наконец начинает одолевать сон, я нисколько не сопротивляюсь.
* * *
Слышу стук в дверь.
– Сэм? – тихо зовет мама.
– Я сплю! – кричу я в ответ.
– Сэм, к тебе тут кое-кто пришел.
Открываю глаза и заставляю себя сесть. В комнате темно. Моя футболка задралась и обмоталась вокруг тела, волосы перепутались, кожа пахнет по`том. Красный блокнот лежит рядом на одеяле, и я поспешно его закрываю, а мама тем временем входит в спальню.
– Пожалуйста, скажи ему, что я пока не хочу его видеть, – прошу я, указывая на свое сонное лицо.
Так оно и есть, но на душе почему-то становится легче. Я подозревала, что Эй-Джей все-таки придет несмотря на мамин запрет. Мне не хочется, чтобы он застал меня в таком виде, и в то же время ужасно хочется, чтобы он крепко обнял меня, поцеловал в лоб, велел поменьше думать. Попросил все ему рассказать – и я бы рассказала. Стоило бы ему только произнести эту просьбу, как слова полились бы из меня рекой и мозг не успел бы остановить этот поток. Начинаю судорожно причесывать волосы пальцами в надежде, что мне удастся их укротить.
– Детка, это не Эй-Джей. Это Хейли.
– Хейли… – Ее имя для меня – как удар под дых. Последний раз с ней да и с остальными членами «Восьмерки» мы виделись в пятницу, в столовой, но никто из них не знает, что произошло со мной дальше. А я ведь напрочь позабыла о той нашей ссоре. К щекам тут же приливает краска. Я снова падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушку.
Нет, сейчас мне ну совсем не до этого.
– Она, судя по всему, всерьез намерена подняться сюда, – говорит мама, присев на край кровати. – Даже цветы принесла.
– Цветы? Зачем? Она ни в чем передо мной не виновата.
Мама ласково гладит меня по спине.
– Пусть зайдет, Сэм. Выслушай ее. Как знать, может, она поднимет тебе настроение.
– Не хочу я, чтобы мне настроение поднимали. – Чего мне на самом деле очень хочется, так это увидеться с Кэролайн. Хочется, чтобы она была жива. Это бы значило, что я не сошла с ума.
Но вижу, что маму мне теперь не переубедить, сдаюсь и говорю: «Ну ладно, хорошо» и встаю с кровати. Привожу себя в порядок перед большим зеркалом.
– Хейли мне всегда нравилась, – признается мама и уходит из комнаты.
Через несколько минут ко мне заходит Хейли, заметно понурив голову.
– Здравствуй, Саманта, – говорит она, протягивая мне пестрый и нарядный букет цветов.
– Спасибо. Это было совсем не обязательно, – замечаю я, вдыхая приятный цветочный аромат. Он напоминает мне о саде Сью, о том, как в минувшую пятницу мы сидели в нем и разговаривали о Кэролайн, и меня накрывает волна печали.
